Я начала лихорадочно обдумывать ситуацию. Мы оказались в двойной ловушке и в двойной изоляции - и в доме и на острове. Я огляделась вокруг. М. тоже. Мы подумали об одном и том же и попытались оценить положение. Вся мебель и находившиеся в доме предметы приобрели новое, угрожающее значение. Если мы останемся здесь, нам может свалиться на головы находящаяся над кроватью стеклянная витрина с фигурками из Танагры. Большая серебряная лампада, упав с такой высоты, могла убить на месте. И тяжелые резные фонари возле двери стали далеко не безопасными.
- Если это действительно церковь, - подал голос М., подумав то же, что и я, - то мы в относительной безопасности.
- В любом случае, если опять тряхнет, - добавила я, - надо встать в этом дверном проеме.
Кажется, я даже не успела закончить фразу, как снова все задрожало. После предыдущего толчка прошло всего несколько минут. Мы переместились в дверной проем, держась руками за его свод. На этот раз подземные толчки длились не так долго. Совершенно без сил я села в кресло и тихо сказала мужу:
- Выйди наружу, посмотри, есть ли пыль.
Почему-то я вспомнила опыт, приобретенный во время бухарестского землетрясения (оно ощущалось по всей Сербии), и поднявшуюся после него мельчайшую пыль, окутавшую все мглой. Словно эта пыль была самым главным. Однако страх перед землетрясением заставил меня прежде всего вспомнить эту пыль. М. вышел, тут же вернулся сильно побледневшим и сказал:
- Пыли нет.
- А видно вулкан? - снова спросила я, уже сконцентрировавшись и реально оценивая ситуацию.
- Его тоже не видно, - ответил он как-то смущенно.
Наш разговор выглядел совершенно абсурдным.
- Как это не видно, если нет пыли? - настойчиво переспросила я.
- Выйди и сама посмотри.
Осторожно, словно стеклянная, я встала и вышла на террасу, удивляясь собственной храбрости. Снаружи творилось такое, чего я никогда в жизни не видела и, надеюсь, больше не увижу.
Не осталось никакой линии горизонта. Одни облака, с ужасающей силой и скоростью неслись из глубины, где раньше было море, облизывали черные скалы берега и на той же скорости устремлялись дальше, выше, туда, где должно было находиться небо. Солнце, в глубине этого пространства, выглядело черным кружочком. Дул ледяной ветер. Откуда-то доносился вой собак. Слегка попахивало серой.
На центральной террасе, с которой был вход в большинство зданий, над воздушной бездной сидела молодая немка, жившая в этом отеле. Она была видна мне лишь время от времени, когда ее не заслоняли проносившиеся клочья облаков. Очень спокойно, на безукоризненном английском языке она безостановочно, как заведенная, говорила: