И эти две недели он не жил, а существовал, забыв про сон, не чувствуя голода, забросив государственные дела.
— Что с тобой? – часто спрашивал он у себя, стоя перед зеркалом, оставшись в одиночестве в своих покоях. – Ты ли это, двенадцатый султан Османской империи, сын Селима второго и Нурбану-султан? Неужели это ты - Мурад третий - правитель могучей державы?
Но так и не мог дождаться ответа.
Выслушав в который раз историю о загадочной гибели своей возлюбленной, султан глубоко вздохнул. Он, придерживая полы своего халата, поднялся с места и, выпрямившись и сцепив руки за спиной, медленной, но уверенной походкой направился к летней веранде. Незехат-калфа так и осталась стоять на коленях посреди покоев. Мехмед-паша тоже боялся сделать шаг.
— Незехат-калфа, - уже с веранды послышался голос падишаха. – Ты можешь идти.
Служанка в тот же миг поднялась с колен и, кланяясь, не отрывая глаза от пола, попятилась к входной двери.
— Мехмед-паша! - вновь раздался голос султана.
— Да, господин! – уже через минуту, прикрыв за калфой дверь, Великий визирь и главный помощник повелителя Османской империи стоял возле своего господина.
— Вели оседлать коня. Я хочу прогуляться, - не оборачиваясь, отдал приказ падишах.
— Хорошо, господин. Я велю оседлать лошадей, - ответил Мехмед-паша и направился в покои.
— Ты не понял, - обернулся к нему султан. – Оседлать только Рюзгара. Я еду один.
— Но, господин, - склонил голову визирь. – Не думаю, что это хорошая идея. После того, что случилось с Ямур-джарийе, ночные прогулки в одиночестве могут быть опасны для вас.
— Ты не слышал меня? – султан повысил тон и вновь обратил свой взор на Босфор.
— Я поеду с вами! – настаивал преданный товарищ.
— Мне повторить? – султан крикнул так, что оконные стекла в покоях задрожали.
— Повелитель, - не отступал Мехмед-паша. – Если не хотите, чтобы я сопровождал вас, бостанджи последуют за вами.
— Я сказал, один!
— Но так нельзя. Это опасно. Что, если и за вами ведется охота.
— Что ж, пусть будет так! - вздохнул султан. – На то моя воля.
— Я понял, господин, - поклонился вновь визирь. – Через десять минут конь будет оседлан.
Сказав это, Мехмед-паша покинул покои падишаха, оставив последнего наедине со своими мыслями.
А мысли повелителя могучей державы были только об одном. Он еще раз хотел взглянуть на то место, где остановилось сердце его любимой наложницы. Хотел вдохнуть того воздуха, которым дышала она перед смертью. Хотел испытать то, что чувствовала она, стоя на краю утеса. Слезы душили султана. Сердце обливалось кровью. Внутри него все так и пылало ненавистью к тому, кто сделал это с его возлюбленной. Кто посмел пойти против его воли, подняв руку на его любимую наложницу. Кто решился бросить вызов самому правителю Османской империи.