и ее дневник. Я открываю большой, выкрашенный в белый цвет шкаф с изображением сафари, но ее нет и там. Возможно, она спряталась в соседней комнате. Переступив порог, я в смущении понимаю, что это спальня ее родителей. Я ищу Эмму под кованой железной кроватью и за туалетным столиком с треснувшим в одном из углов зеркалом, затем открываю шкаф, чувствую аромат апельсинов и гвоздики и думаю о Рождестве. Глядя на яркие летние платья миссис Китс и представляя, как они выглядят под африканским солнцем, я неожиданно понимаю, что не столько ищу Эмму, сколько подсматриваю и вынюхиваю. И подаюсь назад с легким чувством стыда. Мне надоели прятки. Я хочу играть в карты или просто смотреть телевизор.
— Держу пари, Фиби, что ты меня не найдешь! Ни за что и никогда!
Вздохнув, я иду в ванную комнату, заглядываю за плотный белый занавес для душа и в корзину для белья, но обнаруживаю в ней только полинялое фиолетовое полотенце. Я подхожу к окну и поднимаю венецианские жалюзи. И когда смотрю вниз на залитый солнцем сад, по спине пробегает холодок. Вот она, Эмма, за большим платаном на краю лужайки. Думает, что я ее не вижу, присела и скорчилась, а нога торчит из-за дерева. Я мчусь вниз по лестнице, миную кухню и подсобку и распахиваю заднюю дверь.
— Я тебя нашла! — кричу я, подбегая к дереву, и счастливо повторяю, дивясь собственной эйфории: — Нашла! Ладно, — тяжело дышу я. — Теперь моя очередь прятаться, слышишь, Эмма? — Я смотрю на нее. Она вовсе не скорчилась, а лежит на земле на левом боку, совершенно неподвижно, и глаза у нее закрыты. — Вставай, Эм! — Но она не отвечает. И я замечаю, что ее нога согнута под каким-то неестественным углом.
Неожиданно мое сердце начинает сильно биться в груди, и я все понимаю. Эмма хотела спрятаться на дереве, но упала.
— Эм… — бормочу я, касаясь ее плеча. Я осторожно трясу ее, но она не реагирует, и я замечаю, что ее рот приоткрыт и на нижней губе блестит струйка слюны. — Эмма! — кричу я. — Проснись! — Но она не двигается и, кажется, не дышит. — Скажи что-нибудь, — заклинаю я, и мое сердце бьется изо всех сил. — Пожалуйста, Эмма! — Я пытаюсь поднять ее, но не могу. Тогда я громко хлопаю в ладоши у нее над ухом. — Эмма! — Горло перехватывает, на глазах выступают слезы. Я смотрю на дом, отчаянно желая, чтобы к нам подбежала ее мама и все обошлось наилучшим образом, но миссис Китс еще не вернулась с тенниса, и я чувствую злость — мы еще слишком малы, нельзя было оставлять нас одних. Обида на миссис Китс уступает место ужасу при мысли, что она может обвинить во всем меня, поскольку игра в прятки была моей идеей. Я вспоминаю слова мисс Грей — она просила меня присматривать за Эммой, слышу, как она осуждающе цокает языком.