— Для меня все решено.
— Но для меня нет, — возразил он, — и мне хотелось бы уладить ее.
Мое дыхание участилось.
— Прости, Гай, но тут нечего улаживать.
— Есть, — устало настаивал он. — Мне нужно начать новый год спокойно.
Я сложила руки на груди.
— Гай, если тебе не нравится то, что я сказала тебе девять месяцев назад, почему ты не можешь просто… забыть об этом?
— Наша проблема слишком серьезна — ты сама все понимаешь. И поскольку я пытаюсь прожить жизнь достойно, мне невыносима мысль, что меня по-прежнему обвиняют в чем-то столь… ужасном. — Я неожиданно вспомнила, что не разгрузила посудомоечную машину. — Фиби, — услышала я голос Гая, когда отвернулась от него, — мне нужно обсудить случившееся той ночью еще раз и никогда больше к этому не возвращаться. Вот почему я здесь.
Я достала две тарелки.
— Но я не хочу ничего обсуждать. К тому же мне надо скоро выходить.
— Не будешь ли ты так добра выслушать меня — это займет пару минут. — Гай сцепил руки. Казалось, он молится, отметила я, убирая тарелки в шкафчик. Но мне не хотелось затевать этот разговор. Я чувствовала себя загнанной в ловушку и злой. — Во-первых, я хочу сказать, что мне очень жаль. — Я повернулась к нему. — Мне искренне жаль, если что-то сделанное или сказанное мной той ночью внесло свой вклад — совершенно непреднамеренно — в случившееся с Эммой. Пожалуйста, прости меня, Фиби. — Я не ожидала такого поворота, и мое сопротивление начало ослабевать. — Но ты должна признать: твои обвинения совершенно несправедливы.
Я достала из посудомойки два бокала.
— Я не стану этого признавать, потому что была права.
Гай покачал головой.
— Фиби, это не так — ты знала это тогда, знаешь и сейчас. — Я поставила бокал на полку. — Ты была страшно опечалена…
— Да. Я просто обезумела. — Я поставила на полку второй бокал с такой силой, что чуть не разбила.
— Но ты обвинила меня в смерти Эммы, и я был не в силах вынести такое обвинение. Оно преследовало меня все это время. Ты сказала, будто я убедил тебя не ехать к ней.
Теперь я смотрела ему прямо в лицо:
— Да, ты сделал это! Назвал ее, если помнишь, «сумасшедшей модисткой», которая склонна все «преувеличивать». — Я вынула из машины корзиночку с ножами и начала швырять их в ящик.
— Я действительно произнес такие слова, — согласился Гай. — К тому времени Эмма меня просто достала — не отрицаю этого, она могла устроить трагедию из чего угодно. Но я сказал только, что ты должна держать это в уме, прежде чем нестись к ней.
Я разложила ложки и вилки.
— Потом ты настоял, чтобы мы пошли в «Блюберд», как планировали, поужинать, поскольку ты заказал столик и не хотел упускать такой возможности.