— На какую свободу? — восклицает он. — Бедная малышка, ты и сейчас не в клетке.
— Мы увязли.
— В чем? В деньгах?
Он смеется, а я неожиданно хочу ударить его по лицу.
— Очнись, Дор! — говорит брат, схватив меня за плечи. Его лицо нависает надо мной.
— Ты делаешь мне больно.
— Ты сама делаешь себе больно. Твоя жизнь станет только хуже, если отец впустит на нашу территорию этих оборванцев. Бедняки не приносят с собой ничего, кроме жалости.
— Отстань.
— Проснись, выброси книги, открой глаза! Твои мечты — это болезнь. У тебя есть все, и потому ты специально страдаешь, чтобы хотя бы как-то развлечься.
— Ты совсем меня не знаешь.
— Страдалица, вечно ревущая в комнате! Мне ли тебя не знать? От твоего лицемерия уже тошно. Прекрати бороться за дикарей и подумай о себе.
— Обо мне и так все жутко пекутся, — прыскаю я, — куда уж еще и мне о себе думать.
— Какая ты стала смелая.
— Отпусти меня. Выпусти!
— Пока не успокоишься, я не отойду ни на шаг.
— Убери свои руки, Мэлот. — Я рвусь в сторону. — Ты меня слышишь?
— Нет.
— Убери, что непонятно?
— Кто-то идет, Дор, не ори.
— Ты всегда делаешь мне больно. Но почему? Что сделала? Что я такого сделала?
И тут Мэлот отталкивает меня. Угол стола, будто раскаленная сталь, впивается в мое лицо, и я ошарашенно замираю на коленях, распахнув глаза. Пальцы взмывают к щеке.
— Дор, — восклицает брат, подскочив ко мне. Он поднимает меня, но я отбрасываю его руки и сама медленно выпрямляюсь. Перед носом прыгают черные точки. Моргаю, потом моргаю еще раз. Меня покачивает, и я неуклюже ударяюсь спиной о стену.
— Что тут происходит?
Это голос отца. Он подходит к нам, я не могу шевельнуться. Мои глаза наполняются слезами, и я стискиваю зубы до такой степени, что сводит челюсть.
— Что с ней? — бросает папа.
— Ничего. Все в порядке.
— Отлично. Я буду ждать вас на ужине, есть разговор. И, Адора, — перевожу взгляд на отца, а вижу лишь смазанное, цветное пятно, — переоденься.
Это все, что он мне говорит, а затем я остаюсь в коридоре одна, часто и громко дыша от нестерпимой боли. И дело не в горящей щеке, не в разбитом уголке рта. Я никому здесь не нужна, я — пустота. Меня ненавидят. Но почему?
Я не помню, как срываюсь с места, как выбегаю из дома и несусь по улицам, качаясь от слабого ветра. Не помню, как падаю, разбив в кровь колени, и как вновь поднимаюсь. Я бегу туда, где мои мысли превращаются в легкий ветер и уносят переживания далеко за горизонт. Они сливаются с темной, синей гладью и, волнуясь, исчезают в Броукри, чего не скажешь о реальности, которая не испаряется, но верно ждет за спиной, раскрыв объятия.