— Ради Бога, не ори.
— А что я должна делать?
— Не ори! Я рад этому не больше тебя.
Бренчит стекло. Я представляю, как папа пьет виски, а мама смотрит на него глазами полными ужаса. И в кабинете витает сладкий и терпкий запах сигар, скрывающий чувства и эмоции за белой дымкой.
— Ты дал добро?
— У меня не было выбора. Ривера предложил, Комитет Верховенства согласился.
— Эдвард, вы были слепы! Решили, что угрозы минули и упустили главную напасть, просочившуюся, будто яд, на наши улицы. Если этот мальчишка еще здесь…
Я бледнею. Едва не валюсь с ног и впиваюсь пальцами в губы.
— Если он здесь, его непременно отыщут.
— Неслыханный позор, Эдвард, неслыханный! Мы угодили в ловушку.
— Тебя это не касается, Сьюзен.
— Это касается всех нас, наших детей, — мы с Мэлотом одновременно фыркаем, — и это испортит все, к чему ты стремился. Ты, Эдвард, не я, и не Верховный. А ты!
— Прекрати орать, ради бога!
— И сколько мест?
— Сто сорок семь, суммарно по Верхнему Эдему.
— И даже в университет Мэлота? — видимо, мое имя мама не вспомнила.
— Да. Стипендии пришлют и на восточный кампус.
— Какая несправедливость! Почему наши дети должны учиться с этим отрепьем? Мне непонятны и неясны мысли Верховного, непонятно твое спокойствие! Система рухнет! Ты же понимаешь это, Эдвард, понимаешь! Нельзя смешивать кровь, нельзя сталкивать тучи. Мы накликаем не просто войну. Это обернется для всех нас полным крахом.
— Уверен, Верховный изменит свое решение.
— Он никогда не брал слов назад.
— Ему придется. Этот «мир» принесет больше жертв, чем когда-либо.
— Как?
— Не волнуйся, Сьюзен, — отец со стуком ставит бокал на стол, — я позабочусь об этом.
Мэлот оттаскивает меня от двери и тянет за собой вплоть до спальни. Брат глядит на меня и говорит что-то, но я не слышу. Пытаюсь разобрать его слова, слежу за движением губ, но пребываю в шоке. Ничего не понимаю. Смотрю на Мэлота и перебиваю его.
— Неужели это правда?
Брат нервно почесывает короткие волосы. Он закидывает руки за шею и рычит:
— Надеюсь, нет. Иначе…
— Боже, Мэлот, это ведь все поменяет. Абсолютно все!
— Трупов станет больше, — он зло усмехается, а я возмущенно округляю губы. — О чем только Верховный думает? Мы ведь поубиваем друг друга.
— Нет, не поубиваете, если…
— Если что?
— Если прекратите эти безумства! — я надвигаюсь на брата, сомкнув в кулаки руки. В груди вспыхивает небывалая уверенность в том, что все может измениться! И я цепляюсь за нее, как за спасительный луч света. — Это первая возможность с тех пор, как построили стену! И мы можем воспользоваться ею, можем вырваться на свободу, Мэлот!