Когда я увидел этот особняк, меня вдруг пробрал озноб. Что, во имя Господа, я здесь делаю? Человек, который потерял детей и отказывается ехать домой. Человек, который тайком пробрался во владения отшельницы, наследницы состояния Сультов, только потому, что она владела тем домом, который мы с Эммой однажды сняли? Разве это все? А ее собственные исчезнувшие дети, спросил я себя, и почему ее так охраняют? Я пообещал Эмме, что вернусь домой, но только после того, как выясню все до конца.
Я решил спрятать лестницу и одеяло под четырьмя деревьями, метров за сто до дома. Старое необычное дерево — серебристая березка с ампутированной веткой — послужит мне ориентиром. Я спрятал под ним лестницу, положив сверху одеяло, и все это накрыл сверху папоротником. С меня лил пот. Закончив, я выпрямился и прислушался. Ничто не двигалось в темноте, в этом душном воздухе, который обещал жаркий день и еще одну грозу в горах.
Избавившись от лестницы, я направился к дому. Белые колонны портика мерцали, как свечи, а я то выходил из-за деревьев, то заходил за них. Тишина стояла полная, будто дом покинули и в мире никого не осталось. Но я знал, что это не так.
Ну вот я и добрался до дома. Сердце мое то замирало, то стучало быстро-быстро, как неисправный мотор. Никто не вышел. Я пробежал по траве и заскользил около ступенек, тяжело дыша. Матово поблескивавшие колонны оказались всего-навсего побеленными деревянными столбами, они возвышались над ступеньками, ведущими к дверям, по бокам которых тянулись закрытые окна. Только мысль о детях остановила меня от панического бегства, я заставлял себя продвигаться дальше, пробираясь вдоль фасада. Все окна наглухо закрыты. Кто-то, должно быть, закрывает их каждый вечер и открывает утром — старомодные деревянные жалюзи, похожие на стиральную доску. Четыре высоких окна по обе стороны двери, через которые не пробивалось никакого света.
Уже 12.52.
Что я надеялся найти? Не знаю. Я дошел до угла, где по фасаду спускались водосточные трубы, как трещины в скале, и продолжал обход с фланга. Когда я приезжал сюда с Эстель, то заметил эти боковые крылья, образующие внутренний двор. За углом оказались еще четыре прямоугольных окна и дверь посередине, западное крыло стояло недостроенное.
Три окна были темными, а в четвертом виднелся свет, слабо пробивающийся через жалюзи. Сердце у меня начало биться с удвоенной силой. Я стал приближаться к свету. Низ окна был на расстоянии метра с небольшим от земли, и, будь оно открыто, я мог бы легко заглянуть внутрь. Сейчас же виднелись только лучи света, пробивающиеся из комнаты. Но можно слушать. Я различал голос старой женщины, плачущий, стонущий и причитающий. Мадам Сульт.