Не знаю почему, но я был уверен, что эти отчеты имеют какое-то отношение к дому, иначе зачем хранить их здесь? Сам Ле Брев говорил, что неподалеку отсюда тридцать семь лет назад нашли два тела. И чем больше я думал об этом, тем сильнее укреплялся в своих подозрениях, что страхи и тайны, окружавшие это место, каким-то образом связаны с этими старыми вырезками.
Эмма опять измоталась: возбуждение вызвало у нее головную боль, находка исчерпала ее силы. Я помог ей вернуться в спальню, умоляя прилечь.
— Теперь ты понимаешь, что здесь произошло нечто странное?
— Тогда спроси об этом инспектора, — бросила она.
Она опять смотрела на меня так, будто с трудом доверяла мне. Но я знал, что Ле Брев вряд ли что расскажет, что бы тогда ни случилось. Я все еще оставался подозреваемым номер один. После той прогулки в лес он замкнулся в себе, как улитка, и вряд ли станет приветствовать вопросы относительно его юности. Если так, то еще, возможно, остается Элореан — его имя все время вертелось у меня в голове.
Наступила ночь, и, уложив Эмму, я смог расслабиться. Во дворе стояла полицейская машина, из ее радиоприемника слышалась поп-музыка, которая действовала мне на нервы. Я попросил дежурного жандарма сделать звук потише. Это был молодой и безмятежный человек, он сидел в машине, постукивая пальцами по рулю, будто собираясь дать по газам, как только начнется припев. Я вернулся в дом и по коридору, мимо пустых комнат детей, прошел в гараж.
Он был завален мебелью и всякой всячиной еще с того времени, как мы приехали. Шезлонги, плетеные кресла, газонокосилка, несколько масляных обогревателей, тумба со старинной швейной машинкой «Зингер» с ножным приводом, а в углу на полке несколько пожелтевших справочников и телефонных книг Аверона. Я взял их с полки и смахнул пыль. Некоторые оказались двадцатилетней давности, кто-то старательно их собирал и хранил. Проверив имена в Понтобане, я нашел двух Ле Бревов и только одного Элореана и записал адреса.
— Я еду ненадолго в Шенон, — предупредил я Эмму.
— Зачем? — Ее голос из соседней спальни прозвучал резко и возбужденно. — Так поздно?
— Позвонить.
— Кому?
— Одному другу.
— Другу? Какому другу?
Я почувствовал, что в ней вновь разыгрывается воображение, но, кроме Эстель, никто помочь мне не мог.
— Репортеру из газеты «Сюд журналь-экспресс».
— Кому?
— Не важно. Просто репортеру.
Я проехал три километра назад по дороге до перекрестка и позвонил из «Трех апельсинов».
— Послушайте, — сказал я. — Вы обещали мне помочь.
— Не могу, — ответила Эстель. — У меня нет никакой информации.