Сейчас в нем сидел уже знакомый нам директор Петроградского музея.
— Георгий Абгарович, взгляните, пожалуйста, — с отчетливым латышским акцентом сказал Витоль и развернул сверток.
В свертке оказалась небольшая картина без рамы, изображавшая какой-то мифологический сюжет.
Георгий Абгарович торопливо вытащил из кармана пенсне и, нагнувшись, стал внимательно разглядывать полотно. Витоль следил за ним, пожевывая потухшую папироску. Наконец Георгий Абгарович поднял лицо и взглянул на Витоля.
— Откуда она у вас? — спросил он взволнованно.
Витоль не ответил и, в свою очередь, спросил:
— Представляет ли она какую-нибудь ценность?
— Безусловно. Это «Амур и Психея» работы Франсуа Буше, картина из коллекции князя Тихвинского.
Витоль кивнул головой.
— Как эта картина оказалась у вас? — снова спросил Георгий Абгарович.
— Ее похитили попрыгунчики у какого-то прохожего.
— Вы задержали его?
— Мы задержали одного из попрыгунчиков.
— Было бы лучше, если бы вы задержали прохожего.
Оба молчали.
— Обнадеживающая находка, — сказал Георгий Абгарович. — Все эти годы я считал эту коллекцию… утраченной… теперь… эта находка… Значит, коллекция не погибла!
— А вы не допускаете, — спросил Витоль, — что сохранилась только одна эта картина?
— Допускаю. Но вот какое странное совпадение… Недели полторы назад наша сотрудница, проглядывая иностранные газеты, обратила внимание на небольшую заметку. Речь шла о том, что шведский коммерсант Ивар Свенсен ведет переговоры о приобретении картин из коллекции князя Тихвинского. Я не очень поверил этому, поскольку подобные сообщения всякий раз оказывались блефом.
Витоль молча положил папиросу.
— Не представляю себе, кому поручить это дело. Все мои сотрудники просто валятся с ног от усталости.
— Речь идет о бесценных сокровищах искусства, принадлежащих народу, — неожиданно резко заговорил Георгий Абгарович. — Владимир Ильич и Анатолий Васильевич придают нашему делу первостепенное значение. Наш музей получает дрова на эту зиму по специальному решению Совнаркома. Если вы не сумеете изловить двух-трех налетчиков или спекулянтов, это не нанесет России такого ущерба, как потеря этих сокровищ.
— Есть у меня один сотрудник… только что демобилизовался. Опыта у него маловато, но паренек старательный… К тому же сам искусством интересуется… Живописью.
На высоких малярных козлах, под самым потолком круглого зала в особняке, где помещался угрозыск, Макар Овчинников закрашивал белой краской плафон с изображением Венеры, рождающейся из пены вод в окружении амуров с трубами. Столы сотрудников были сдвинуты к входной двери и покрыты газетами. Посреди зала стоял массивный черный буфет, забитый толстыми папками.