— Обратно идти надо, — сказал Митька. — Мимо нашего дома.
— По маменьке соскучился, — бросил Силантий насмешливо.
— Я верную дорогу указываю, — обиделся Митька.
— Думаю, товарищ Ольшевец прав, — сказал Арсен. — Лучше потерять два дня, но сохранить лошадей, да и людей… — Он обернулся к Куманину и спокойно добавил: — А вам, товарищ Куманин, когда мы вернемся в Питер, придется отсидеть еще десять суток за… — Арсен подумал и заключил: — За необдуманное расходование боеприпасов.
К Митькиному дому экспедиция добралась еще засветло.
— Я лошадьми займусь, а вы устраивайтесь, — сказал Силантий и вместе с Куманиным стал освобождать лошадей от вьюков.
Митька, Смелков и Тася направились к дому. Низенькая дверь скрипнула и отворилась. Митька увидел мать.
— Явился наконец… — не то сердито, не то ласково проворчала Дуня. — Где тебя черт носит, партизана?!
— Я, маманя, людей привел… переночевать.
Дуня с интересом взглянула на Смелкова и Арсена, улыбнулась Тасе.
— Ну что же, заходите. Добро пожаловать!
Первым, нагнувшись, в избу вошел Смелков. На широкой лавке возле печи сидел, укрывшись изодранной в клочья офицерской шинелью, уже знакомый нам светловолосый, недавний спутник Силантия. При виде Смелкова он слегка приподнялся.
— Смелков, — представился Аркадий Николаевич. — А это моя дочь Анастасия.
Светловолосый ответил не сразу.
— Зимин, Кирилл Петрович, — назвался он и, увидев вошедшего вслед за Смелковым Митьку, улыбнулся. — Домой вернулся?
— Не. Я по службе…
Зимин посмотрел в окно.
— Кто это там… с лошадьми? — спросил он тихо и, прежде чем Митька ответил, Зимин бросился к ружью, стоявшему у стены, и выбежал из избушки.
— Силантий! — крикнул он. — Стой!
Увидев Зимина, Силантий замер, затем, прикрываясь вьючным ящиком, отступил, спрятавшись за лошадь.
— Выходи, Силантий! — приказал Зимин, поднимая ружье.
— Что вы делаете? — крикнул Смелков. — Это наш рабочий.
Силантий бросил ящик и, метнувшись в сторону, вскочил на неоседланного Агата.
Зимин выстрелил.
Агат рванулся, и Силантий скрылся за деревьями.
Зимин выстрелил еще и еще раз, потом бросил ружье и, пошатнувшись, прислонился к стене. Митька удивленно посмотрел на мать.
— Силантий… отца твоего сгубил, — сказала Дуня. — И Петровича стрелял…
— А сказывал, будто… похоронил?
— Похоронил, — кивнула Дуня. — Сам загубил, сам и похоронил.
Все молча смотрели в лесную чащобу, туда, где скрылся Силантий.
А Митька вспомнил тот уже далекий день, когда перекрестились пути его отца, Федора Ольшевца и Зимина, когда завязался тот узел, который развязался с гибелью отца.