Отрекомендовались они как черногорские писцы, то есть писатели. Сказали, что очень рады прибытию в Черногорию русского писца. Что извиняются, что разбудили меня, но они ждут меня внизу в баре.
Вздыхая, я оделся и спустился вниз, невыспавшийся. Бар, мне указали, оказался внушительного размера помещением со многими столиками. Картина, представшая мне в утренний час в баре отеля «Черногория», могла быть жанрово определена как находящаяся ближе всего к картине Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Один из них действительно что-то писал, время от времени бросая вдохновенные взоры на всех остальных. Может быть, стихи. Все они были бородатые, а не только те, которые подымались к моей двери. Почти все они пили сливовицу. Большинство их пили сливовицу и кофе. Их было на первый взгляд человек десять. На последний оказалось, их было девять. Подавляющее большинство из девяти выглядели очень пьяными. Сидели они кособоко и все время рычали что-то официанту, который, впрочем, их вовсе не пугался, а делал свою работу размеренно, посылая относить им напитки двух девушек. (Девушки не отличались разительной красотой, из чего я сделал умозаключение, что если в Сербии девушки в большинстве своем красивы, то в Черногории они так себе. Что и подтвердилось впоследствии.)
Самый с виду ужасный из писцов и самый пьяный усадил меня за стол, где он сидел с чуть менее пьяным человеком с длинными, как у Алексея Толстого, волосами, с острыми усами и бородкой как у кардинала Ришелье. Я интуитивно правильно привлек сравнение с французским кардиналом. Впоследствии оказалось, что остроусый, кончики усов загнуты вверх (как у меня сейчас), – профессор французской литературы. Вот это правильно, подумал я. Надо выглядеть тем, кто ты есть, и не вводить в заблуждение граждан.
Не спрашивая меня, они прорычали официанту мой заказ, и через минуту я оказался перед полустаканом (грамм сто было в нем) сливовицы и чашкой кофе. Как человек бывалый, я понял, что деваться мне от них некуда, нужно было лишь скорее довести себя до состояния, в котором они находились. Потому, отпив пару глотков кофе, я встал и сказал: «Для меня большая честь – оказаться в компании черногорских писцов и интеллектуалов. Я пью за вас, православные братья!» Я стукнул свой стакан о стаканы двоих моих соседей, в сторону других я лишь приподнял свой стакан. Затем я его выпил одним духом. И увидел на их лицах, что акции мои повысились. Подпрыгнули, как Доу Джонс в начале очередной американской агрессии.
Затем они стали сдвигать столы. В чем им охотно помогли официанты. Минут через десять мы уже сидели и пели, а на столе находились закуски. И сливовицу нам несли уже не стаканами, но гроздьями бутылок.