Мы не стали в него стрелять
Мы заняли Крившичи после небольшой перестрелки. Боем это было назвать трудно. Правда, перед этим наша далекая артиллерия швырнула десяток горячих болванок 122-го калибра по их бронетранспортерам и вывела их из строя. Так что хорватам нечем было держать оборону. Я потом увидел эти их машины. У одной снарядом была вскрыта крыша в месте рулевого отсека так, что казалось, броню вскрыли огромной открывалкой для консервов. Внутри все сгорело. Я видел торчащий из золы кусок погона да кости. Ступни в ботинках не догорели, потому что были ниже. Это все, что осталось от водителя. Почему не догорел погон, было трудно понять.
Я и до войны не был особенно сентиментальным, а война вообще меня очерствила. Я посмотрел на вскрытый БТР, сплюнул и пошел дальше. Мы шли с бойцами прочесать Крившичи. Шли цепью с дистанцией метров десять друг от друга. Мы шли через обширный негустой сад.
Дорогу нам преградила каменная изгородь. На горных плато камень, конечно, самый дешевый материал. Все изгороди каменные.
– О, хрват лежал! – Мой сосед справа, усатый сержант, наклонился и рассматривал что-то на земле. Я подошел.
Сержант указал дулом автомата на землю.
– Сигарки курил, германские, – поддел он дулом пустую пачку из-под сигарет. – Тушенку ел. – Сержант указал дулом на несколько пустых консервных банок, лежавших у камней ограды. – Забор разобрал, чтоб удобнее было по сербам палить.
Сержант огляделся. И довольно заулыбался.
– Гадить ходил под яблоню. – Автоматом сержант указал на соответствующее место. – Для вытирания хрватской задницы использовал туалетную бумагу.
К нам подошли еще двое солдат. Они стояли и смеялись.
– Но вот куда он делся? – задумался сержант. – Все трое пленных были взяты в плен в большом доме. Он же не мог пойти в большой дом, чтобы сдаться нам? Долго бы пришлось идти. Да и зачем ему сдаваться? Он должен быть где-то здесь, – резюмировал сержант. – Далеко он уйти не мог. Прячется недалеко. Надо искать. Будьте очень осторожны, – сказал он солдатам. – А ты, рус, лучше бы никуда не ходил. Если тебя пристрелят, Шкорич нам ноги из жоп повыдергивает.
Солдаты было захохотали, но тотчас замолкли, вспомнив о сбежавшем хорвате, он мог услышать нас.
– Ты, рус, лучше пойди в большой дом, там ребята документы какие-то нашли и фотографии, может, тебя заинтересуют, – сказал сержант.
Мне самому не очень хотелось участвовать в охоте на человека, и я пошел к усадьбе, сержант толково определил ее как «большой дом», потому что все другие дома хутора были небольшие. Я пошел через сад, внимательно оглядываясь вокруг. По пути я все же запутался в какой-то тонкой проволоке. Ее было полно в саду. Она куда-то тянулась по траве и в кустарниках. Высвободившись из проволоки, я промаршировал через сад, вышел к задней части большого дома. Закричал: «Эй, есть ли живые?!» – совсем не для того, чтобы мне ответили, а только для того, чтобы меня услышали. И знали, что это иду я и не нужно по мне палить как по хрвату.