— И реакция отменная, — кивнул Ланджой.
— Можно просто лапу отрубить, — со знанием дела заявил Таббар. — Эти твари без лап куда медленнее бегают.
Какое интересное наблюдение!
Они несли этот бредовый вздор и дальше. Крутые парни, кто бы сомневался?
Крутые, смелые, отчаянные неудачники. Потому что «удачники» не бродят по долинам и по взгорьям в поисках приключений и вечно недостающих на выпивку денег.
Я вежливо делала вид, что слушаю.
После ужина Джейманн по настоянию Ланджоя привел для меня коня. Ничем особенно кляча не выделялась — ни чистотой кровей, ни гибкой шеей, ни тонкими, как лоза, ногами. Обычная среднестатистическая лошадь. Сама бы я ни за что такую не позарилась, но выбирать не приходилось. Капризничать глупо. Я больше не Чеаррэ, а для Сирэнно и так хорошо.
Остаток дня прошёл без приключений. Никто за мной не явился.
Нам с Мел выделили одну комнату на двоих. Впрочем, комната — это слишком громкое название для лачуги в несколько локтей. Жаловаться, однако, не приходилось. Мужчины вообще спали внизу, вповалку, вместе с другими посетителями утлой таверны.
Струганные доски, на которых пришлось коротать ночь, напомнили мне годы детства. С закатом солнца температура в комнате стремительно падала, куцее одеяло не грело. В довершение праздника, в ничем незанавешенное окно ярко вливался лунный свет. Да ещё и соседка храпела так, что убить её за это было не грех.
Я ворочалась с боку на бок, изводя себя мыслями и нежизнерадостными умозаключениями.
Если меня не схватят с ближайшее время, короны Фиара мне точно не видать, как своих ушей. Даже Дик*Кар*Стал побрезгует жениться на девке, ночующей в компании гренадёров и гоняющейся за всякой шушорой.
Такова натура человеческая, то, что ещё недавно казалось мне совершенно ненужным и крайне нежелательным, отсюда, из засиженного клопами сарая, выглядело вполне так нечего себе.
Одно дело покапризничать и временно тут перекантоваться. Другое — застрять навсегда.
Что, если я не так уж нужна этим Чеаррэ? Найдут они себе другую ведьму, да и выдадут её за короля-некроманта, оставив меня с носом. Что я тогда буду делать? Только врождённое упрямство и врожденная вредность мешали выскочить на улицу, размахивая руками, с криком: «Ау! Ребяты! Я тута!».
Доски больно впиякивались в рёбра. Залётные сквозняки холодили плечи, заставляя поджимать ноги, сворачиваться колечком, чтобы хоть как-то удержать остатки тепла. Я ужом вертелась на пыточном ложе, подсмеиваясь над тем, какой я стала неженкой.
Где-то выли собаки. Внизу стучали и орали.
Убить бы всех!