Оправившись от испуга, Авдотья Федоровна тоже побежала за приезжим в свою спальню. Теперь она стала догадываться, кто он такой. Она знала подробно от своих людишек и по слухам, проносившимся Бог весть откуда, обо всем, что делается в Москве, знала о возвращении сына, боялась и ожидала больших неприятностей для него, но нисколько, никаких злоключений не предполагала лично для себя. Да и за что? Она не только не имела никаких вредительных замыслов против жизни и здравия бывшего супруга, но даже напротив, веря глубоко предсказаниям и откровениям, надеялась со временем сойтись с ним и снова сесть на державство — не потерпят же святые угодники немку на православном престоле!
Прибежав в спальню, она увидела, как приезжий, открыв первый сундук, стал выбрасывать оттуда немалое количество телогрей и цветных кунтушей; всего было много, не было только чернической одежды. Сундук оказался набитым разными нарядами, все платья да полотно — но вот между материями мелькнули какие-то бумажки… Приезжий схватил их и развернул; Авдотья Федоровна бросилась было отнимать, но не смогла вырвать из цепких рук. В первой бумажке капитан-поручик прочитал вслух:
— «Доношу вам подлинно, государь, царевич Алексей Петрович в Москву в скорех числех ожидают; есть подлинны письма; а при нему государе-царевиче будет же Петр Андреевич Толстой. Доложите, где знаете. Именно ожидают. Приказано его государя-царевича хоромы устраивать, именно. Государь будет. А как его государя Бог принесет в Москву писать буду именно и немедленно. Пишите ко мне. 17 января 1718 года».
— Скажи-ка, кто такой доносил тебе? — спросил Скорняков-Писарев.
— Письмо это прислал стряпчий здешнего монастыря Михалко Воронин к братиям своим Василию и Ивану, а вовсе не ко мне, — заикаясь, объяснила государыня-инокиня.
— Вот как! Значит, он к братьям своим доношениями отписывается? — насмешливо заметил капитан-поручик и стал читать другое письмо:
— «Человек ты еще молодой. Первое искуси себя в посте, в терпении, послушании, воздержании брашна и пития. А и здесь тебе монастырь и как придешь достойных лет, в то время исправится твое обещание».
— А это к кому и кто отписывает такие назидательные препозиции? — снова допрашивал капитан-поручик.
— Это… это… список… с челобитной какого-то, не знаю, мужика, который пожелал постричься, — совершенно растерянно отвечала Авдотья Федоровна.
— Так… так… а вот порасспросим и поразведуем, кто таков давал такие разумные препозиции простому серьмяге, — засмеялся следователь, пряча письма в карман и снова принимаясь выкладывать наряды и платья. Но как ни трудился он, но ни в этом, ни в других сундуках не было найдено ничего подозрительного.