— Проиграешь, Дмитрий Михайлыч, — подразнивал князь Долгоруков, беря шашку противника, а свою проводя в дамки.
— Не радуйся, князь Яков, прежде времени, не всяким дамкам дают ход, случается иной раз, и их запирают по-старинному, — отвечал князь Голицын, отчеканивая особенно на дамках.
— Ну иную дамку, Дмитрий Михайлыч, не сможешь запереть, спроси хоть самого светлейшего.
Дмитрий Михайлович что-то промычал; по низко спустившимся бровям видно было, что намек задел его за живое.
— Не в ударе ты нынче, Дмитрий Михайлыч, — продолжал подсмеиваться князь Яков Федорович, делая один за другим решительные удары и отбирая шашки; одна, остальная пешка оказалась запертою.
— Поневоле будешь не в ударе от этого гаму и трескотни, — брюзгливо оправдывался князь Голицын, слывший тоже не последним игроком.
Расставили шашки для новой партии.
Дмитрий Михайлович сосредоточил все свое внимание: не любил он проигрывать ни в какую игру. Противники глубокомысленно обдумывали каждый ход.
— Видел я намедни твоего родственничка Николашу, — снова начал Яков Федорович, — сказывал, что государь Петр Алексеевич был у тебя утром.
— Ну что ж? Был.
— Был-то, это так, да будто ты долго к нему не выходил?
— Не выходил потому, что Богу молился.
— И он ждал тебя?
— Если бы не ждал, так ушел бы.
— И долго ты не выходил?
— Не мерил. Когда отмолился и оделся, тогда и вышел.
В это время из залы выскочил скрипач и, наигрывая на бегу какие-то отчаянные звуки, выбежал в противоположные двери, а вслед за ним пронеслась пара государя и государыни. Дмитрий Михайлович ярко зарделся и низко опустил голову над столиком. И долго спустя, когда давно уже пара исчезла в следующей комнате, он пробурчал, поднявши голову:
— Скоморошество!
Яков Федорович, как будто не расслыхав дерзкого замечания товарища, принялся рассказывать, какие бывают безобразия при иностранных дворах.
— Не видел ты, князь Дмитрий Михайлыч, какие случаются попойки за границей, в Польше альбо в Вене пьют как!
— Чаю, не больше нашего? Нет, брат, больше нашего пить нельзя. В последней ассамблее разве не видел, каков был светлейший Сашка? Мертвым упал, лекарь кровь бросил… Голштинец чуть на ногах держался, а Павлушка каков был? Чуть не передрался, так и лез ко всем с кулаками… — Осуждая пьяниц, князь Дмитрий Михайлович забыл, что и он сам был не последним петухом, что недаром у него побагровел нос, а в ногах показывается недобрая ломота.
— Больше — не больше, князь Дмитрий, а народ там своеволен. Лях и трезвый-то не боится короля, а как напьется, черт чертом становится… В каждой попойке скандал.