— Ни капельки.
Мы медленно шли по саду, и он, как ни странно, чувствовал себя вполне непринужденно, словно ему не впервой было прогуливаться под ручку с принцессой.
— Но я вовсе не собираюсь вас задерживать. Я только хотел сказать вам, что меня восхитило то, как вы в прошлый раз отсеяли лишних парней.
— Да неужели? — искренне удивилась я.
— Истинная правда! Меня всегда восхищали женщины, твердо знающие, чего хотят, да и вообще, мне нравится ваша напористость. Моя мама возглавляет лабораторию в Банкстоне. Я хорошо понимаю, как тяжело руководить даже такой маленькой организацией, а ведь вам приходится рулить целой страной. Но вы прекрасно справляетесь. Мне нравится все, что вы делаете. Я просто хочу, чтобы вы знали.
— Спасибо, Холден, — сказала я.
Он кивнул, а я пошла прочь в глубокой задумчивости.
Этот случай в очередной раз подтвердил то, в чем я и так не сомневалась: если я буду слишком обходительной и любезной, меня никто не воспримет всерьез. И вообще, если бы я гладила парней по головке и нежно их обнимала, стал бы Холден так страстно мной восхищаться? Все дело в том...
— Ой! — Неожиданно я в кого-то врезалась и непременно шлепнулась бы на траву, если бы меня вовремя не подхватила пара сильных мужских рук.
— Ваше высочество. — Хейл помог мне встать на ноги. — Простите. Я вас не заметил.
Услышав неподалеку щелчок камеры, я срочно растянула губы в приветливой улыбке.
— Смейтесь, — процедила я сквозь стиснутые зубы.
— А?
— Помогите мне подняться и весело улыбнитесь. — Я заливисто рассмеялась, а Хейл после небольшой паузы пару раз мне подхихикнул.
— Ну и что это было? — Он по-прежнему продолжал улыбаться.
Я одернула платье и объяснила:
— Мы сейчас под прицелом у целой съемочной бригады.
Он принялся крутить головой.
— Не смейте! — одернула я Хейла, и он тут же повернулся ко мне:
— Ух ты! Вы что, всегда начеку?
На сей раз мой смех был вполне искренним.
— В основном да.
Его улыбка сразу увяла.
— Вот, значит, почему вы так стремительно убежали прошлым вечером?
Я сделала скорбное лицо:
— Простите. Я неважно себя чувствовала.
— Ага. Сперва убегаете, а потом пудрите мне мозги, — сокрушенно покачал он головой.
— Нет.
— Идлин, — прошептал он. — Поймите, мне ведь тоже пришлось очень нелегко. Не слишком приятно говорить о смерти отца, о денежных затруднениях матери, которой даже пришлось устроиться на работу, о потере статуса. Подобными вещами трудно делиться. Но когда мы заговорили о вас, вы тотчас же меня покинули.
И в этот момент у меня снова возникло странное, необъяснимое, острое чувство незащищенности.