Она поняла, что сейчас заплачет, и опустила ресницы. Вместе со слезами ее покидали страхи, сомнения, боль. Только он остался с ней, только он.
Нежность растянула секунды в года.
Держа в ладонях смуглые щеки, он думал, что мог бы смотреть бесконечно на эти губы, на пронзительность скул, на стежки морщин, на тонкие веки, прикрывшие бездну. Смотреть, как упрямится подбородок и удивляются брови.
Смотреть и подмечать детали – трогательные, смешные, разные.
Он мог бы смотреть на нее неотрывно. Но насмотреться – не мог.
Тина осторожно открыла глаза и увидела его.
За окном мельтешила зима, поезд трудолюбиво грохотал колесами, на столике подпрыгивал пластмассовый стаканчик.
Они глядели друг на друга, спутавшись руками, ногами, вздохами.
А потом – словно в одну секунду разверзлась небесная хлябь.
…Теперь все получалось как-то иначе – медленно, связно, восхитительно бесстыдно. Каждое движение было отчетливо, каждая складочка, каждый изгиб раскрывался навстречу жадным губам и пальцам.
Тина вдруг обнаружила, что в нем не осталось прежних мальчишеских острых углов, а весь он – плотный, складный, налитый жизнью. И эта жизнь сейчас принадлежала ей!
Так же ликуя, Олег забредал в незнакомые переулки ее тела. И нежили пальцы сочную тяжесть груди, что раньше легко умещалась в ладони, и было губам горячо на рубце внизу живота, на окрепших бедрах…
Наверное, кто-то из них, а может быть, оба не сдержали птичьей – секундной, страстной – песни на взлете. И в стену загрохотали возмущенные соседи.
Тина засмущалась, но хихикнула невольно, когда Олег в притворном ужасе принялся пихать ее в угол, приговаривая:
– Быстро, быстро, сейчас придет полиция нравов!
– Дурак! Олег, ну, правда же, неудобно!
– Извини, – он вытащил ее из угла и пристроил у себя под боком.
– Да не это неудобно, – поморщилась она.
Он как будто задумался.
– А что?
– То самое, – пробурчала она под нос. – Неприлично.
Олег сделал вид, что не слышит. У него было занятие поинтересней. Ленивыми пальцами он забрался в шелковистую упругость ее волос, и носом терся в плечо, смутно мечтая скоротать вот так остаток вечности.
Тина, разом обмякнув, прикрыла глаза.
Да леший с ними, с соседями!
– В каком ухе у меня звенит? – с тихим азартом вдруг прошептал Олег. – Только точно угадай. Я тогда желание загадаю.
Он уже знал, какое.
Чтобы поезд никогда не останавливался.
– В левом, – поразмышляв, заявила Тина.
– У, – протянул он разочарованно, как будто дорога на самом деле могла не кончаться.
– Тогда в правом, – серьезно предположила она, приподняв голову, чтобы посмотреть на него.