– Да, – прошипела она. – Самым подлым образом!
Он расхохотался.
– Ты должен приехать в Москву и во всем разобраться!
Возмущение прямо-таки перло из нее, и Тина никак не могла говорить спокойно, с яростного шепота резко переходя едва ли не на крик.
– Я никуда не поеду, – сказал Олег.
– Что-что? Я тут распинаюсь, а ему все равно! Это твои стихи, Морозов, можешь сам послушать! Группа «Скифы», первый альбом и пока единственный, купи и убедись!
– Зачем?
– Тютя! У тебя из-под носа тексты тырят, а ты даже приехать не можешь!
– Зачем мне куда-то ехать? – спокойно проговорил Морозов. Тина чуть не захлебнулась возмущением, и тогда он добавил: – Я и так в Москве.
Она помолчала некоторое время. Убедилась, что Ксюшка слезла с клоуна и теперь вполне мирно жует мороженое, а Сашка пытается поделиться своей порцией с Кузей – или Грильдригом. Со стороны это выглядело так, словно ребенок кормит с ложечки собственный рюкзак. Тина тоскливо улыбнулась и подумала, не закончить ли разговор к чертовой бабушке.
– Издеваешься, значит, – хмыкнула, наконец. – Мог бы сразу сказать.
– Ты не спрашивала, – хмыкнул и он и, не сдержавшись все-таки, выпалил: – Ты не отвечала на мои звонки, ты сменила номер, ты уехала из дома, ты ни разу не поинтересовалась вообще, жив ли я!
– А что бы тебе сделалось? – пробурчала она. – По-моему, мы нормально попрощались.
– Только я не хотел прощаться, вот в чем дело, Валентина Викторовна! Насчет текстов можете не беспокоиться больше, это действительно мои старые стихи, слегка подправленные.
– Так ты знал?!
– Я сам их продал. – Он устало вздохнул.
– А почему ты остался в Москве? Из-за этих «Скифов», да? – быстро спросила она.
– Иди к черту, – ответил он, и в трубке зазвучали короткие гудки.
Она несмело улыбнулась. Значит, в Москве. Значит, звонил, и прощаться вовсе не хотел.
Она потом подумает, почему так радуется, а сейчас просто будет радоваться, вот и все.
Он жил без нее много лет и получал удовольствие от жизни. Правда, для этого ему пришлось измениться, сломить в себе многое – черты ли характера, взгляды или просто привычки. То был инстинкт самозащиты, ведь остаться прежним значило бы продолжать любить ее. А поверить в то, что любовь однажды закончится, пройдет, было невозможно. Поэтому Олегу пришлось избавляться от самого себя, впустившего в сердце боль.
Ему достаточно быстро удалось приноровиться к себе – обновленному. В конце концов, он всегда любил жизнь. Люди в большинстве своем не приводили его в восторг, но и дикого раздражения не вызывали, просто с ними было скучно. Ему хватало того, чем он владел: клавиатура, удобное кресло, тихий дом, где время от времени раздавался женский смех.