– Был. А что? – не понял Олег.
– Ну… э… поэтому у тебя не было никого?
Он судорожно закашлялся, потом присел перед ней на колени.
– Алька, у меня было. То есть, были. Но так, как у нас – никогда.
– Как у нас, – зачарованно повторила она и встрепенулась: – А как это?
Он приложил к своей щеке ее ладонь, и, не ответив на вопрос, произнес со всей нежностью, на какую был способен:
– Ты не бойся.
– Ага, – кивнула она покорно.
И все равно боялась. Она дрожала, зажмуривалась, придурковато хихикала и пыталась соблазнительно двигать бедрами, вспомнив вдруг, что женщине полагается принимать в любовных играх активное участие, а не «лежать бревном». В какой-то момент она даже застонала, изображая сверхъестественное блаженство. А внутри все вибрировало от ужаса.
– Глупенькая, – шептал Олег ласково, – расслабься, слышишь? Ничего еще не происходит.
– Да? – из последних сил удивилась она, приподняв голову с подушки.
Он рассмеялся бы, если бы сам не боялся так дико. Боялся ее, боялся себя, боялся поторопиться и сделать что-то неправильно.
В маленьком сибирском городке в старой коммуналке лежали на кровати два насмерть перепуганных человека.
Наверное, все закончилось бы очень быстро, но кроме страха все-таки было еще кое-что, какая-то настоящая искра, из которой они раздули костер до небес. Пламя осветило все вокруг, и стала видна каждая трещинка, впадинка, родинка, каждое движение и трепет ресниц. Вот что было важно – разглядеть, почувствовать, открыться и понять с неотвратимой ясностью: так и должно быть. Ни единого вздоха было не вычеркнуть, ни единого порыва не сдержать, ни единое движение не было напрасным, лишним… Неловким – да, может быть, но – необходимым, как сама жизнь.
Утреннее Алькино смущение с лихвой окупилось гордостью за себя и своего мужчину. Конечно, первые мгновения она вообще боялась взглянуть на него, и тянула одеяло к подбородку, и задавала какие-то дурацкие вопросы про площадь комнаты и вид из окна. Но мысленно ликовала, и только то, что она считала это ликование неприличным, удерживало ее от восторженных визгов и скачков на кровати.
Олег не понимал противоречий, терзающих Альку, ему просто было хорошо с ней и хотелось, чтобы она чувствовала то же самое. Он впервые в жизни готов был не только брать, но и отдавать. Он сумел растормошить ее, хотя цели такой не преследовал, а только целовал губы, которые ему нравилось целовать, смотрел в глаза, в которые нравилось смотреть, гладил, тискал, смешил, потому что ее смех звучал слаще любых обещаний.
– Я вечером приеду, – как что-то само собой разумеющееся сказал он, проводив Альку домой.