Она кивнула. Ей хотелось остаться одной, чтобы осмыслить, какое чудо с ней приключилось. И еще – смаковать недавние воспоминания, перебирать минута за минутой прошлую ночь. И все это било через край, и Алька чувствовала, что подошла к черте слишком близко, и беспричинные слезы подступали, и предстоящее расставание казалось сладкой пыткой, а одиночество – не поймешь! – то ли спасением, то ли возмездием.
Только перешагнув порог, она вдруг вспомнила, что вечером должна помогать матери и никак не может встретиться с Олегом.
Отчаяние захлестнуло ее, и она непременно кинулась бы вслед за ним, но в прихожую уже выскочила мать и прошипела яростно:
– Благодари бога, что отец еще спит! Если он узнает…
Какая глупая угроза! Привычное возмущение прошло стороной, и Алька не стала выяснять, почему, собственно, она должна ходить на цырлах перед алкашом и мерзавцем.
Вместо этого она в изнеможении прислонилась к обшарпанным обоям, не зная, как выразить свое счастье и страшась его бесконечной силы.
Вглядевшись в ее лицо, мать удивленно клацнула челюстью.
– Ты пила, что ли?
– Не-а.
– Что было-то? С кем ты была?
– С ним. Все было, мамочка.
– С кем это с ним?! Вот отец бы проснулся, а? А ты дома не ночуешь! Что бы я ему сказала, а? Тебе семнадцати нет! Ты о чем же думаешь?
Алька обняла мать так крепко, что та замолчала.
– Мамочка, я тебя так люблю!
– Ну-ка, дыхни, – спустя мгновение опомнилась мать и цепким взглядом оглядела припухшие губы, осоловелые глаза, впавшие щеки с нездоровым румянцем.
Алька послушно дыхнула.
Из ванной выскочила Вероника.
– Где шлялась, потаскушка? – весело поинтересовалась она.
Алька нежно погрозила ей кулаком.
– Язык оторву, – шепотом пообещала мать.
– Ну, папа же ее так называет, – усмехнулась Вероника. – Рассказывай давай, у кого ночевала?
– У подружки, – счастливо засмеялась Алька.
– Не ври! У тебя нету подружек. Нового хахаля нашла, да?
– Девочки, марш в школу! И не смейте обсуждать это по дороге.
Мать исчезла в кухне, бормоча любимую присказку «вот отец-то узнает!»
Алька в тот день сбежала с уроков и несколько часов бродила в роще, гадая, влюбилась ли она на самом деле или это только кажется. То и дело она косилась на свою грудь, придирчиво высматривая изменения, касалась зацелованных губ, разглядывала, выворачивая шею, едва заметный след его пылкости у себя на плече.
– Одуреть можно! – повторяла вслух и вскидывала голову к небу, мечтая обнять облака, и прислонялась щекой к березам, желая осыпать ласками каждый листочек.
А люди? Какие чудесные люди живут в Бердске, поняла она, выбравшись из рощи и одолев несколько кварталов до вокзала. Там Алька заучила наизусть расписание электричек и, пока шла к дому, с выражением бормотала его под нос, будто поэму.