Словно у человека, который ждет неизбежного столкновения с поездом.
– Почему ты так смотришь?
– Ты простила отца, потому что не хочешь быть похожей на него?
Она кивнула:
– Отчасти, поэтому. Мне трудно все объяснить.
– Но ты честно пыталась, – улыбнулся он, – спасибо.
– Не за что.
– Прости меня, – быстро произнес он. Тина ошеломленно взглянула на него, но он не обратил на это внимания. – Я очень, очень виноват. Не в том, в чем ты меня винишь… Совсем в другом, но виноват. Наверное, нельзя просить прощения вот так, когда ты не знаешь, за что именно я прошу прощения, но… Ты… Тина!..
Он смолк, будто захлебнулся. Она ничего не поняла.
– Ты тоже сильно изменился, Олег, – спустя некоторое время сказала Тина, и полушутливо добавила: – Раньше тебе удавалось изъясняться красиво и внятно.
– Да, – коротко кивнул он.
– Ну, и что? – Она развела руками. – Что все это значит, ты объяснишь все-таки?
– Не могу. Ты меня поразила, – честно признался он.
Не было больше сил продолжать это. Черт знает к чему приведет подобный разговор! Морозов решительно вышел из купе и обосновался в тамбуре, присев на корточки и привалившись затылком к холодной стене.
Тина… Назвать ее так в мыслях – значит, думать о чужом человеке. Но она и есть чужой, незнакомый человек, который за этот час – или сколько они уже едут? – открылся совершенно неожиданной стороной.
Ее слова о прощении стали последней каплей. Олег понял окончательно, что не знает ее. И следующая мысль, нет, настоящее прозрение накрыло волной – он сходит с ума от желания узнать. Узнать эту женщину, а не оправдывать свои вопросы, свое жадное разглядывание тем, что просто хочет убедиться в очередной раз в ее благополучии.
Он курил, поглядывал в окно и больше уже не сомневался, говорить ей правду или нет. Алькину реакцию он мог бы просчитать, ее осуждения, непонимания он боялся, но сейчас в одном купе с ним ехала не Алька. Этой, другой женщине он должен рассказать все. Возможно потому, что они чужие и ее чувства не могут его волновать. Возможно, были и другие причины, он пока не знал. Знал только, что обязательно откроется ей.
Когда Олег вернулся в купе, Тина задумчиво грызла куриную ножку. Бросила на него полный недоумения взгляд.
– Что это было, Морозов? Ты стал таким импульсивным, прямо жуть!
Его бестолковая речь прозвучала настолько странно, что Тине оставалось только ехидничать помаленьку. Раз уж добиться внятного объяснения невозможно, она попробует просто вывести его из равновесия.
Он-то ее вывел!
– Ты все-таки ешь! – выдохнул Олег.
– Не делай вид, что мой аппетит волнует тебя больше всего на свете!