Владик еще пытался бить одного, второго, снова первого, потом его били, а когда уже стали скручивать руки, он с облегчением увидел, что входная дверь магазина открыта, друзей простыл след, а значит, все его маневры были не напрасны…
Михаил Юрьевич Сапожков уже десять лет был начальником пензенской колонии для малолетних преступников, так называемой «малолетки». Родился он в семье музыкантов, имел абсолютный слух и все прочие данные стать неплохим пианистом. Но как иной раз водится в жизни, все испортил дурацкий случай — в драке ему сломали два пальца на правой руке, и на музыкальной карьере можно было ставить крест. Мишка сильно горевал по этому поводу, а потом озлобился на весь белый свет и почему-то решил непременно найти своих обидчиков и отомстить им — для чего, недолго думая, после окончания школы, ни с кем не посоветовавшись, поступил в училище Министерства внутренних дел. Так и определилась его карьера. На фронт его не взяли по причине изуродованных пальцев, и он провел всю войну в тылу, во внутренних войсках, конвоировал на пересылках дезертиров и предателей, охранял в лагерях осужденных врагов народа и членов их семей, и сейчас, в 1973 году, пятидесятичетырехлетний подполковник должен был перевоспитывать малолеток — причем, по его убеждению, — любым действенным способом. Михаил Юрьевич презрительно называл проявления сострадания к малолетним преступникам «интеллигентской мягкотелостью» и «мелкобуржуазной сентиментальностью», считая и то и другое примером человеческой глупости. Граничащая с холодной жестокостью озлобленность подполковника Сапожкова, впрочем, имела объяснение в глубоко сидящей в нем обиде на свою судьбу: он давно уже понял, что в юности совершил роковую ошибку, которая стоила ему нормальной человеческой жизни — в каком-нибудь крупном областном центре, на сытной должности, с сисястой блондинкой женой и детишками-отличниками. Теперь, по прошествии четверти века, когда никого из тех пацанов, кто втянул его в ту злополучную драку и кто сломал ему пальцы и судьбу, он так и не нашел, он понимал, что своим скоропалительным поступлением в ментовское училище добровольно посадил себя в зону, откуда теперь сможет выбраться разве что после выхода на пенсию. И мстить ему за свою убогую бобылью судьбину оставалось разве что вверенным ему юным правонарушителям. И он мстил им со всей яростью, на которую была способна его озлобленная душа…
Старшина Игорь Петренко, старший надзиратель, докладывал о прибытии новой партии осужденных. Подполковник Сапожков почти не слушал — знал он все эти петренковские доклады назубок.