— По две, мой друг, только по две!
Подмигиваю Яну: «Уступи!»
— Ну хорошо, пусть будет две недели… — Ян добр и милостив.
Али торжествующе поднимает шишковатый указательный палец к небу и в таком виде исчезает в дверном проеме. В следующую секунду оба охранника заскакивают обратно и плотно запирают за собой дверь. С улицы раздаются мерные удары чего‑то тяжелого обо что‑то мягкое. Выглядываю в смотровое окно.
Двухметровый Али, достаточно твердо стоя на ногах, равномерно и сосредоточенно бьет себя пудовым кулаком по красной физиономии. На ней удивление и обида. Закрываю окно.
Завтра выходной. Приеду в танцхаус и выпью два пива. Только два. Три — это слишком много.
* * *
Я уже думал, что меня мало что может удивить.
Мчался вчера ночью по совершенно пустому шоссе вдалеке от города.
Полнолуние.
Выключил свет.
По бокам мелькают, переворачиваются в своем проективном движении осенние поля, дышащие легкой испариной, зависшей над ними, как призраки драконов.
А прямо на меня летит, чуть дрожа, залитая лунным светом дорожная лента.
Выключил мотор.
С горы разогнался быстро. Так и парил без звука и света.
Чуть дрожит призрачная дорога, свистит ветер в ушах, шевелятся полупрозрачные драконы, и луна ласково–мертвенным светом освещает все это безобразие.
* * *
Двери вагона с тихим шуршанием закрылись. В окнах в последний раз мелькнула ее серая курточка, и поезд, быстро набирая скорость, увез от меня мою мечту.
Ну и пусть.
Ну и ладно.
Какая она умница все‑таки…
— Мы пойдем сейчас ко мне, пить чай!
— Нет, Макс, я знаю, чем это кончится.
— Ничего подобного. Если я зову женщину пить чай, даже в час ночи, это означает только то, что мы будем вместе пить чай. И ничего больше.
— Нет. Ты меня дуришь.
— В благородство никто не верит, а жаль…
— Ну, скажи честно, если бы я согласилась, ты бы и не попробовал продолжить?
— Нет…
Она хватает меня за плечи и начинает, смеясь, трясти как грушу.
— Тогда ты не мужик, Макс!
— Я не мужик. Я мужчина. Пойдем пить чай, и ты увидишь разницу.
— Нет.
Качает головой из стороны в сторону, как делают маленькие дети, но в ее зеленых глазах, еще секунду назад озорных и быстрых, теперь читается то самое сожалеюще–ласковое выражение, которое заставляет почувствовать вечное превосходство девочки–женщины над мужчиной–пацаном.
Нет. Она не пойдет.
Хочется завыть от отчаяния, задрав голову к сводам метрополитена.
Но, черт возьми, мы бы действительно просто пили и просто чай! Честное слово. Ты сидела бы рядом на табуретке, а я любовался бы тобой. Всю ночь.
— Макс, я мужу не изменяю.
Сказано без бравады и пафоса. Констатация факта. Я это и так знал. Такие женщины не способны на полумеры и полутона. Они просто однажды уходят, и не вернешь.