Не смогу так жить. Без раздолбайского свободного графика тюрштеера, без сияющих девичьих глаз, чей зовущий взгляд чувствуешь даже спиной, без всего этого пиратского ореола, окружающего нашу маргинальную профессию. Нервную, грешную, опасную, но по–настоящему мужскую. Потому что деньги тебе платят за то, что ты мужчина. Звучит пафосно, но не более пафосен реализм сигнала тревоги. Только что ты думал о птичках и сплетничал с девицами, и вот уже, оставив кофе, несешься в зал, где тебя ждет… Да неизвестно, что ждет. Может, потасовка, а может, не дай бог, увечье или смерть. Бояться некогда. Профессия тюрштеера входит и будет входить в десятку самых опасных. Дальше, с этим гребаным Евросоюзом, будет только хуже.
Как я смогу без всего этого? Без постоянного адреналина в крови… Без профессионального братства тюрштееров со своими неписаными законами и ритуалами, без фраз других охранников в свой адрес: «Ого! Шеф охраны в „Ангаре“? Здорово!» Без тормозящих с визгом, прямо на трассе, машин, из которых ревет турецкая музыка и скалятся свирепыми рожами знакомые турки, показывая тебе большой палец (большой, а не средний!): «Привет, Макс!» А ты так, мимоходом, в ответ на восхищенный взгляд идущей рядом немецкой девицы, считающей всех турок помесью тигра с бандитом, чуть улыбнешься в ответ, махнешь им рукой и буркнешь: «Уважают, черти…»
Хо–хо. Хи–хи. Гы–ы-ы! Согласен. Но как это важно. Эх, да за один такой девичий взгляд…
И без легких и почти невольных прикосновений к твоей рабочей куртке ладошек романтических девочек: «Так вот ты како–о-ой, северный олень…» — будет нелегко. Без свободного входа в дискотеки, находящиеся под охраной «наших», без… Да, и без власти тоже. Когда над тобой в рабочем коллективе никто не царь. Когда ты делаешь практически что хочешь, а что не хочешь — не делаешь. Это важно. Это очень важно. Для меня, по крайней мере.
Неужели я буду вынужден встать в длинную скучную очередь обыкновенных мужчин, которые, может, и были когда‑то необыкновенными (от природы «обыкновенных» людей и вовсе нет), но рутина победит все, что угодно. Дом — работа. Работа — дом. Раз — два. Привычный скучный сон.
Я мальчишка. Им был, таким вырос, созрел, мальчишкой оставшись. Наверное, мальчишкой и состарюсь. И желание быть таким разделяют многие. Потому что это значит относиться к жизни как к бесконечной игре. Ведь огорчить мальчишку может только наступление вечера, когда его позовут домой — спать, а игра в самом разгаре… Став взрослым, мальчишка не озадачивается, не парится. Ему некогда, он играет с миром в сложные, порой опасные, но захватывающие игры.