Степенная, упитанная, не лишенная миловидности тихушница Лиза Ицикович. Ее десятилетнее лицо с выражением покоя и чувства собственного достоинства вполне могло принадлежать и взрослой женщине: круглые глаза с густыми ресницами, пухлые щеки, двойной подбородочек. Училась она средне, в классных побоищах и безобразиях не участвовала. Была аккуратной, чистенькой хорошисткой–троечницей по прозвищу… правильно, Цицка. А чего ждать с такой фамилией? Вот эту Цицку я и ударил. Прямо по голове.
Все началось с того, что я потерял книгу для чтения. Я был впечатлительный мальчик. Мне всегда было неудобно просить деньги у родителей даже на сладости, ну, как‑то все время казалось, что у них денег нет. А тут меня стал преследовать прямо‑таки левитановский голос: «В десятикратном размере!» Я узнал, сколько стоит эта книга для чтения, и ужаснулся, что за мое головотяпство родителям придется выложить больше десяти рублей. Сумма по тем временам серьезная.
И вот этой бедой я поделился с Лизкой. Мы не дружили с ней, но сидели за одной партой — видимо, учительница решила, что степенная Лиза будет действовать на меня умиротворяюще. Больше всего я боялся, что учительница попросит меня прочитать абзац. Тут и выяснится, что книги у меня опять нет. «Максим! Где… твоя… книга?!!» И всё. И придется родителям расплачиваться.
Лизка, услышав про мои страхи, отнеслась сочувственно. Она предложила пользоваться ее книгой. Правда, на определенных условиях. За каждое совместное чтение я должен был приносить ей две импортные конфеты. Дело в том, что однажды папа привез из Москвы чехословацкие конфеты, и я принес Лизе горсточку угоститься. Ну, горсть тогда у меня была еще маленькая, Лиза слопала сладости быстро, и похоже, у нее разыгрался аппетит.
Я стал таскать конфеты этой мелкой вымогательнице. Она честно выполняла свою часть договора и, подсаживаясь поближе, давала считывать. Но в конце концов конфеты кончились. В тот день я их не принес. Сказал, что забыл. И Лизка не дала мне книгу. Весь урок я проерзал в ужасе, что вот–вот устроят «чтение по голосам» — и тогда арест, позор и бедные родители, вынужденные отдавать бешеные деньги за головотяпство сына.
То же повторилось и на следующий день. Лизка же, привыкнув к сладкому на переменках, да еще и в красивых фантиках, стала дуться. Но самое страшное… на третий раз, когда выяснилось, что карманы мои пусты, она заявила, что, если я не принесу ей конфет, она сдаст меня учительнице. И меня, растратчика, посадят за утерю казенной вещи. Я, разом вспотев, пообещал что‑нибудь придумать. Лизка, важно фыркнув, отвернулась, давая понять, что разговор окончен.