— Это невозможно.
— Невозможно? Почему?
— Он слишком властный. Я знаю его. Я ведь спец по психологии, не забыли?
Уилсон долго с наслаждением потягивал выпивку специально для мужчины средних лет, который остановился перед окном. Мужчина задержался еще на мгновение, прежде чем уйти.
— Так как же вы поступите?
— Я вам сказала, что я сообразительная. Я все устроила… он возле двери. Всего хорошего.
— Завтра? — спросил он поспешно.
— Мммммм. — В трубке раздался щелчок.
Следующим вечером Уилсон, дожидаясь ее звонка, надел светло-коричневый смокинг и приготовил коктейль. Она позвонила ровно в восемь.
— Привет! — объявила она. — Это Гилда.
— У вас возбужденный голос. Выпили?
— Нет. Я просто счастлива. Моя проблема решена.
— Стив согласился дать вам развод?
— Даже лучше. Развод может быть таким утомительным. Нет, я рассказал ему все о вас и о наших телефонных разговорах, и сказала, что мы любим друг друга и хотели бы пожениться.
— Уж не думаете ли вы, что здесь есть хоть слово правды? — спросил он с холодным бешенством.
— Конечно, нет. Я никогда в жизни не вышла бы за вас. Вы ничем не лучше моего помешанного на мускулатуре Стива с этим вашим позированием перед окном. Я думаю, что вы самая эгоцентричная, пропитанная нарциссизмом личность… — ее голос продолжал и продолжал жужжать.
Он вылетел из кресла, на мгновение забыв, каким не грациозным должно показаться это движение любому, кто находился за окном.
— Слушай меня, ты… ты, самка, — начал он.
Ее грудной смех прервал его.
— Стив очень властный, очень примитивный и очень раздражительный. Всего хорошего, мистер Уилсон.
— Всего хорошего? Что ты….
Синий седан с визгом затормозил у бровки перед большим окном, и из него проворно выскочил мужчина, вытаскивая за собой длинноствольное ружье.
Пот выступил на лбу Брента Уилсона, и он, как безумный, закричал:
— Гилда!
— Теперь я вызову полицию, так что у него не будет никаких шансов выйти сухим из воды, — сказала она спокойно.
Брент Уилсон, как завороженный, уставился на ствол ружья, разворачивавшийся в его сторону и желтый огонек, рванувшийся ему навстречу, украсивший окно (восемь на десять футов) рисунком наподобие паутины. Что-то тяжелое разбило ему грудь, и он медленно соскользнул на пол, неловко вытянувшись на восточном ковре, в то время как его светло-коричневый смокинг постепенно темнел на груди.