— Не знаю даже, стоит ли дать вам еще шанс? — спросил сам у себя алжирец, приоткрыл дверь и снова сплюнул между зубов.
Теперь ответил Лешка:
— Так думай скорее. У нас без тебя дел хватает.
А чего Рамдан хотел? Чтобы мы на коленях умоляли его о пощаде? Нет, единственная правильная тактика в таких ситуациях — демонстрировать самообладание. От злой собаки нельзя бежать — догонит и вцепится. Так что стой и смотри ей в глаза. Если тебе приставили пистолет к затылку, бессмысленно говорить: «Прошу вас, не убивайте меня!» Правильная фраза — что-то типа: «И что же ты не стреляешь?»
Без наших реплик спектакль у Рамдана не ладился. Может, помочь ему? Кто знает, умеет он думать или только делает вид.
— Есть несколько вариантов, — сказал алжирец, переводя взгляд на меня. — Первый — сдать вас имаму. А он вас не пощадит.
Нет, похоже, придется помогать.
— Отпадает, — притворно зевнув, сказал я. — Мы будем ему интересны только в пакете с твоим братом.
— Второй вариант, — нимало не смущаясь, продолжал Рамдан. — Прямо сейчас вас пристрелить.
— Ради этого не стоило нас похищать. В городе могли это сделать. Или в фургоне.
— Мы можем и поинтереснее что-то придумать. Выпустим вас сейчас на летное поле и потренируемся в стрельбе.
— Да ты из «магнума» с двадцати метров в мишень не попадешь. На спор, — возразил Лешка. Он любит оружие и регулярно стреляет в тире.
Злые мы с Кудиновым. Парень хочет насладиться победой, а мы мешаем.
— Третий вариант, — уже нетерпеливо сказал Рамдан.
Но я его перебил:
— Третий-четвертый пропускаем. Говори сразу, что у тебя на уме.
Алжирец докурил сигарету и раздавил окурок каблуком. Странная у него бородка для революционера. Я говорил уже: тонкая такая, стриженая, по верхней губе и подбородку — как у латиноамериканского жиголо. Нарциссизм.
— Ваша жизнь для меня никакой ценности не представляет, — произнес он, судя по тону, заранее заготовленную фразу. — Она дорога только вам. Так вот я хочу знать, насколько дорога.
— Логическая ошибка, — не выдержал Кудинов. — Если ты хочешь знать, сколько каждый из нас готов за свою жизнь заплатить, она для тебя ценна как минимум на эту сумму.
Я рассмеялся. Не смог удержаться, хотя ситуация к тому не располагала.
— Совсем недавно ты был готов убить меня за четыре тысячи фунтов. На этой сумме и сойдемся?
Мустафа сказал брату что-то по-арабски, что-то примирительное, просительное. Но тот заткнул его одним междометием. А я на Мустафу часто посматривал: что-то мне подсказывало, что ему затея с похищением не нравилась. Как и идея с наемниками, впрочем — не потерянный он был человек. К тому же мы с ним хлеб преломляли.