Он вздохнул. Крутятся шестеренки, работают.
— Ты мне не веришь? — спросил я.
Мустафа снова облизал губы.
— Почему-то верю. — Он помолчал. — А за вас действительно выкуп готовы привезти? Или это ловушка?
— Привезут, привезут. Зачем им рисковать?
— Тогда зачем нам рисковать? Мне то есть? Рамдан получит деньги и вас отпустит.
Правильно мыслит парень. Говорю же, глаза умные. Мы ему предлагаем большую сумму, огромную с его точки зрения. И я не блефую: Контора не захочет внести, так я сам прилично зарабатываю, и что-то у нас отложено на черный день. Однако если Мустафа примет мое предложение, ему придется поменять всю свою жизнь. И, возможно, до конца своих дней прятаться от бывших товарищей. А вот с выкупа он получит, конечно же, сумму небольшую, но легализованную. И будет жить дальше под присмотром старшего брата. Да и зачем революционеру-подпольщику деньги — он их все равно родителям пошлет?
— А твой брат действительно нас отпустит, когда получит деньги? — спросил Кудинов.
— Ну да, — ответил алжирец. Но абсолютной уверенности в его голосе не было.
— Никогда не было так, что он тебя удивлял? — продолжал Лешка. — Он говорил, что сделает так, а поступал как раз наоборот?
— Я понял, — сказал Мустафа.
— Так что для нас есть разница, — резюмировал Кудинов.
— Я понял, понял.
— И тогда каков твой ответ?
— Не знаю. Надо все обдумать.
— У нас есть на это время? — вмешался я.
— Немного есть. Я подумаю.
А дальше случилось вот что. Мустафа поднялся с пола и, скрючившись, стал пробираться к дверце. Левой ногой он уже встал на землю, но правой зацепился за металлическую петлю, за которую закрывался люк изнутри. Он стал терять равновесие, выронил «магнум» и вывалился из самолета. Его голова снова появилась в проеме через пару секунд, но за это время я успел ногой подтянуть пистолет поближе и, упав на пол, завладел им.
Теперь курчавую голову Мустафы и никелированный ствол «магнума» отделяло от силы с полметра, даже меньше. Промахнуться было невозможно ни со сна, ни спьяну, ни даже если ты вообще никогда не стрелял. Одну пулю между глаз. Потом выстрелить в Лешкины наручники, он выстрелит в мои — и мы свободны.
Я никогда не забуду, как этот парень смотрел на меня. В его глазах не было ни страха, ни мольбы, ни ненависти. У Мустафы был взгляд человека, который уже давно распростился с жизнью, был готов расстаться с ней в любой момент. Взгляд человека, удивляющегося каждому новому дню, который выпадает ему как подарок судьбы. Страшный взгляд для парня, которому едва за двадцать. Так я тогда это интерпретировал.