– Выберите ту, что вам больше всего по душе, – предложил Цвак.
Ангелика удивленно посмотрела на него.
– Но я…
Цвак покачал головой:
– Не спорьте и не удивляйтесь. Просто посмотрите и выберите одну. Только ту, которая вам действительно нравится.
Ангелика повернулась к шкафу. За стеклом, слегка запыленным и помутневшим от времени, стояли куклы. Очень разные, все же они казались в чем-то несомненно похожими, как бывают похожи между собой представители одной семьи, долго живущие вместе.
Низкорослый толстячок в брюках с широкими подтяжками, в серой рубашке и жилете, с котелком на голове. Девушка, хрупкая, в пышном парчовом платье и чепце, в тончайших, как паутинка, перчатках на тонких ручках. Болезненно худой юноша в пальто, надетом на голое тело, и рваных брюках, со студенческой фуражкой, сдвинутой на затылок. Старик с клюкой в жутких лохмотьях, свисающих лоскутами, с клочковатой бородой до пояса. Рослый парень в старинной драгунской форме с лихо закрученными пшеничными усами. Еще один, худощавый, в сером плаще с пелериной и старомодной австрийской треуголке. Под плащом был длинный, до середины бедер сюртук, глухо застегнутый сверху донизу тусклыми металлическими пуговицами. Юноша опирался на длинную, массивную трость. Брюки были заправлены в высокие, до колен, сапоги. Ангелика с удивлением поняла, что его одного она рассматривала не как куклу, а как живого человека. Нет, он не нравился ей – было в нем что-то пугающее. Она хотела выбрать девушку, но, посмотрев на нее во второй раз, поняла, что фигурка не вызывает в ней никакого отклика.
– Выбрали? – поинтересовался Цвак, безошибочно распознав ее состояние.
Агелика кивнула:
– Да. Вот этот.
– Хорошо.
Кукольник задул свечу и вернулся к верстаку. Аккуратно поставив подсвечник на старое место, он обернулся к темному углу, где прятался незримый третий участник их разговора:
– Вы можете выходить, Шафранек. Ваш час настал.
– Еще нет, – возразил ему собеседник. – Кто был выбран нашей прекрасной гостьей?
Построение фразы и интонация, с какой она была произнесена, показались Ангелике странно зловещими.
– Атанасиус. Хотелось, чтобы Харусек или Атенштедт, но… выбор сделан.
Ангелика хотела спросить, что означала эта замысловатая церемония, но, прежде чем она смогла справиться со смущением, Цвак решительно направился куда-то в темноту.
– Ожидайте, пани Чернова, – только и сказал он, скрывшись из освещенного круга. Из темноты донеслись вскоре звуки открываемого замка, металлического шороха и скрежета пружин. Потом послышались шаги. Только шаги не одного, а двоих.