– Вы думаете, это Батальон… – Ангелика не решилась договорить. Ей казалось, что из темных закоулков, из слепых провалов окон сейчас ее сверлят десятки злых, пронзительных взглядов.
– Нет, – мотнул головой Шафранек. – Но у Батальона в городе много глаз и ушей. Всегда есть те, кто что-то видел или знает.
– Почему не Батальон? – спросила женщина, немного удивленная таким ответом. Шафранек улыбнулся:
– Будь это Батальон, мы бы не пошли с вами. Но ведь вы принесли Золотой Знак.
Знак! Странная руна, которую Ангелика по совету троюродной сестры тщательно срисовала в блокнот. В этом примитивном символе ощущалась некая скрытая, пугающая суть. Женщина посмотрела на идущего впереди Атанасиуса. Все же как странно он движется! У него такая походка – походка человека, который вот-вот упадет. Однако он перемещается с ритмичным спокойствием, лишенным всякого лишнего движения…
– Что же это за знак? – спросила она осторожно, сама опасаясь своего любопытства.
– Это символ старинного договора, – ответил Нафталий охотно. – Договора между евреями Праги и древними силами. Теми, что уже многие столетия спят под Петриновым Холмом. Знаете ли вы, что первые евреи поселились в этих местах раньше славян? Люди закона, они не поклонились силам здешних мест, чем, предсказуемо, вызвали их гнев. Тогда раввины, прибегнув к таинствам каббалы, сумели защитить свою паству от нападок тьмы. Но сила древних велика, и абсолютной защиты не может дать даже самое могучее колдовство. И потому, по легенде, был заключен особый пакт, который принуждал силу этой земли, буде она совершит нападение, оставлять по своему деянию особый знак. Знак, по которому ее можно опознать.
Он замолчал, опустил руку в карман и достал оттуда коробочку с нюхательным табаком. Отправил понюшку себе в ноздрю и, глубоко вдохнув, громко и со вкусом чихнул. Женщина ожидала продолжения, но Шафранек молчал. Дома вокруг, уродливые и кривые, провожали одиноких путников тяжелыми, пустыми взглядами. Выстроенные без всякой общей системы, они выглядели как толпа разномастных оборванцев, от холода тесно жмущихся друг к другу. Петушья улица, по которой двигалась тройка, извивалась между ними, словно запертый в ущелье ручеек. Постройки же нависали над ней ржавыми карнизами, выступали неровными углами, щерились беззубыми ртами дверных проемов. Вот один дом врос в другой, заброшенный и наполовину разрушенный. Остатки его стен нахлестывались на коробку новостроя, как старые лохмотья, а еще сохранившаяся часть слепо пялилась пустыми провалами окон. Ночная темнота, напитанная испарениями дождевой влаги, укутывала Йозефов, словно тяжелый промокший плащ. Ни единой души не было на Петушьей улице.