Взгляд ее рассеянно скользил по стенам и потолку, и я понял, о чем она задумалась.
– Какая у тебя семья?
Америка состроила гримаску:
– В каком смысле?
– В самом прямом. Твоя семья, должно быть, очень отличается от моей.
Она росла с братьями и сестрами, в тесном домике… где плакали из-за пирожных. Я даже представить себе не мог жизнь ее семьи.
– Пожалуй. Мы, например, не надеваем к завтраку тиары.
Америка рассмеялась мелодичным смехом, так подходящим Пятерке.
– Приберегаете к ужину?
– Разумеется.
Я против воли фыркнул. Мне нравилось ее чувство юмора. Оно походило на мое собственное. Интересно, можно вырасти в двух разных мирах и оказаться родственными душами?
– Что еще тебе сказать? Я средняя из пятерых детей.
– Из пятерых? Ого!
Шумно у них, наверное, было.
– Ну да, – удивилась она моему изумлению. – У обычных людей, как правило, много детей. Я тоже завела бы целую кучу, если бы могла.
– Что, правда?
И еще одно совпадение, на этот раз очень личного характера.
Ее застенчивое «да» сказало мне, что для нее этот вопрос тоже очень личный. Почему-то неловко было обсуждать будущую семью с девушкой, с которой, по логике вещей, у меня должен быть шанс эту самую семью создать, но на самом деле этого шанса нет.
– Моя старшая сестра Кенна замужем за Четверкой, – продолжала Америка. – Она теперь работает на фабрике. Мама мечтает, чтобы я тоже вышла замуж как минимум за Четверку. – (Интересно, Единица-то чем ее не устраивает?) – Но тогда мне пришлось бы бросить пение, а я этого не хочу – слишком его люблю.
Кажется, все ясно. Этот ее бывший, очевидно, выдающийся Пятерка.
– Хотя я ведь теперь Тройка. Так странно об этом думать. Вероятно, я попытаюсь и дальше заниматься музыкой, если получится. Потом идет Кота. Он скульптор. В последнее время мы практически его не видим. Он пришел проводить меня, когда я уезжала сюда, но этим все и ограничилось.
В ее тоне проскользнуло что-то похожее на грусть или сожаление, но Америка быстро продолжила, и я не успел ничего спросить.
– Следующая я, – произнесла она, когда мы дошли до лестницы.
Я лучезарно улыбнулся:
– Америка Сингер, мой лучший друг.
Она шутливо закатила глаза, и в них отразился свет люстр.
– Все верно.
Ее слова бальзамом пролились на мою душу.
– Следом за мной идет Мэй. Это она подложила мне свинью и не заплакала. Нет, в самом деле, это форменное свинство с ее стороны. Как она могла не заплакать! Сестра тоже художница. Я ее обожаю. И самый последний – Джерад. Он совсем малыш, ему только семь. Он еще не определился, чем хочет заниматься – музыкой или рисованием. Больше всего он любит гонять мяч или наблюдать за жуками, что, конечно, очень увлекательно, но на жизнь этим не заработаешь. Так что мы пытаемся побудить его искать себя поактивнее. Ну вот, собственно, и все.