– Как ты?
Наконец-то я смог задать ей этот вопрос.
Она так тяжело вздохнула, что у меня защемило сердце.
– Более или менее. В основном грущу или злюсь. – Не отдавая себе отчета, Мер инстинктивно погладила пальцами мое колено – в том самом месте, где на моих оставшихся дома драных джинсах была прореха, которую она вечно теребила. – Больше всего мне сейчас хочется, чтобы этих двух дней не было и Марли вернулась обратно. И Картер тоже. А ведь я даже не знала его.
– Зато я знал. Он отличный парень. – Тут же мелькнула мысль о его родных, как они теперь будут без своего кормильца. – Я слышал, Картер все время говорил Марли, что любит ее, пытался поддержать.
– Ну да, пытался. Во всяком случае, вначале точно. Меня уволокли до того, как все закончилось.
Я улыбнулся и поцеловал ее в макушку.
– О тебе я тоже слышал. – Я сказал это и немедленно удивился, почему не признался ей, что видел все своими глазами. О том, что она бросилась на выручку подруге, мне стало известно еще до того, как об этом начали перешептываться во дворце. Впрочем, именно так я теперь смотрел на ее поступок: сквозь призму всеобщего изумления и, как правило, восхищения. – Я горжусь, что ты подняла бучу. Молодец.
Мер прижалась ко мне:
– Папа тоже гордится. Королева сказала, что я не должна была так себя вести, но она рада, что я так поступила. Я вообще перестала что-либо понимать. С одной стороны, это вроде как была хорошая идея, но в то же время не очень, и все равно это ни к чему не привело.
Я обнял ее еще крепче; ни в коем случае нельзя, чтобы она усомнилась в том, что было для нее естественным.
– Ты поступила правильно. Это много для меня значит.
– Для тебя?
Мне неловко было признаваться в своих страхах, но она должна об этом знать.
– Угу. Иногда я задаюсь вопросом, изменилась ты за время Отбора или нет. Тебя тут холят и лелеют, ты живешь в роскоши. Я спрашивал себя, много ли в тебе осталось от прежней Америки. То, что произошло, дало мне понять, что ты все та же, прежняя, и обстановка дворца никак на тебе не сказывается.
– О, сказывается, и еще как, но не в том смысле, – фыркнула она раздраженно. – Я постепенно прихожу к выводу, что принцессы из меня не выйдет.
Ее гнев уступил место грусти. Америка уткнулась лицом мне в грудь, как будто пыталась скрыться у меня под ребрами. Очень хотелось обнять ее и прижать к сердцу так крепко, чтобы она стала его частью, защитить от боли, которую она могла встретить на своем пути.
– Послушай, – заговорил я, понимая: для того, чтобы добраться до приятных вещей, нужно сначала разделаться с неприятными. – Беда с Максоном в том, что он актер. У него всегда такой вид, как будто он выше всего того, что происходит. Но на самом деле он обычный человек, ничем не лучше других. Я знаю, что ты испытываешь к нему какие-то чувства, иначе просто не стала бы здесь задерживаться. Но уже пора понять, что все это ненастоящее.