– У тебя обязательно получится когда-нибудь, мисс Джудит, – констатировала она, оглядывая меня своими черными глазками, и постучала согнутым пальцем по подбородку. – Может, даже сейчас.
Я замолчала, стараясь собраться с мыслями. Я, как и любой другой, имела право ходить по этой тропинке. Но она пугала меня, как будто видя насквозь.
– Если тебе что-то понадобится, ты знаешь, как меня найти, – сказала она, – а можешь сделать кое-что похлеще, чем просить помощи у Гуди Праетт.
Не имея возможности что-либо ответить, я поклонилась. Мне не нужна помощь. Она желает мне добра и очень мне нравится. По крайней мере, она меня не боится. Но даже имей такую возможность, я никогда бы не стала делиться секретами со старой сплетницей.
«У рек Вавилонских мы сели и заплакали, когда вспомнилось нам о Сионе».
Я тоже оплакивала у реки свой дом. Вернее, у ручья. Когда возвращалась домой после двух лет отсутствия.
«На ивах посреди него повесили мы арфы наши».
У меня нет арфы, зато есть воспоминания о Лотти и о счастливом детстве, проведенном на старой иве над рекой.
– Теперь, когда Даррелл стал инвалидом, – сказала мне мама, – у нас больше работы, чем мы обе в состоянии сделать. И мне непонятно, почему ты позволяешь себе увиливать от нее, только чтобы посмотреть в книгу, которую ты и читать-то не можешь.
– Я тут тренировалась, – сказала мне Мария в следующий раз, когда я к ней пришла. – Только не смейся, я вспоминала, какие звуки можно произнести без помощи… языка. Давай смотреть правде в глаза. Без языка. У тебя совсем нет или только кусочка? Открой рот, я посмотрю.
Никогда раньше я не встречалась с такими людьми. Правда, сейчас я к ней немного привыкла. Я открыла рот и высунула наружу то, что осталось от моего языка. Только потом до меня дошло, что у меня может плохо пахнуть изо рта.
Она придвинулась ко мне, взялась рукой за нижнюю челюсть и повернула так, чтобы свет из окна падал мне в рот. Она разглядывала меня с любопытством как доктор, не испытывая при этом никакого ужаса.
– Значит так, – сказала она, – я считаю, что, по крайней мере, частично речь к тебе вернется. Практикуясь, мы сможем сделать так, чтобы тебя понимали. А это уже кое-что.
Я не знала, что и думать. Я так устала изображать лицом то, что другие передают словами. Для тех, кто хочет читать в моем лице, каждое выражение как крик. Тогда с Авией Праттом моей защитой стало полное отсутствие выражения на лице.
Я медленно и неуклюже выговорила ответ:
– Я никог-а не бу-гу го-оить хо-о-хо.
Ее глаза внимательно вглядывались в мое лицо. Даже она меня не поняла. Потом она кивнула. У нее получилось.