Я прошел в каюту.
Орнела не спала. Сидела на своей койке в длинной матросской рубахе, поджав коленки к подбородку. Босые ноги, спутанные волосы на плечах и детский, затравленный взгляд голубых глаз. Уже не льдинки. В них поселилась боль… и тепло. Мое сердце сжалось в горячий комок.
— Джорек!
— Не называй меня так, в который раз прошу.
Она кивнула, быстро, испуганно.
— Ты ушел так надолго!
— Переговорил с капитаном. Мы скоро будем в Верморе.
Ее губы задрожали.
— И там…
— Я передам тебя мастер-магу Окрану. Я обещал Архею сделать это и свое обещание сдержу.
— И уйдешь?
Вместо ответа я пожал плечами, хотя сердце вновь сжалось. Полегче, полегче, Тиха. Все, к кому привязывается Джорек, гибнут. Прежде чем проникаться чувствами, сдери с себя проклятие, как отжившую кожу. Да еще узнай, что это за проклятие!
Первые сутки Орнела просто лежала пластом на койке, ничего не ела, только пила воду. Я бесконечно болтал, пытаясь вывести ее из состояния прострации. Мягким, успокоительным тоном рассказывал наши, земные сказки, перекладывая их на местный лад. Из окошка падал лунный свет. Странно, но он больше меня не тревожил. Видимо, организму моему достаточно было принять облик лишь раз в месяц. Смешно… теперь-то я понимал, как обычно действовал Джорек-убийца. Он прибывал в город, выслеживал жертву, затем ждал полнолуния, принимал облик и… осуществлял заказ. Ночью. Конечно, бывало, что он работал и в человеческом теле, как в случае с Орнелой, но в облике было намного проще. Проще проникать, убивать и уходить с места убийства. И избегать ран. Я говорил, говорил, говорил. Я вкладывал в слова и рассказы все добро, что было в моей душе. Я делал то, что умел, — лечил словами.
На вторые сутки наступила перемена. Вечером я попытался выйти из каюты, но Кеми вскинула голову и схватила меня за запястье.
— Джорек… не уходи… — пролепетала чуть слышно.
Я остался. Теперь мы говорили о жизни. Вернее, я говорил. Я рассказывал о своем мире, но не думаю, что она усвоила и поверила хотя бы в десятую часть. Потом просто говорил. Говорил и говорил, бесконечно. Я ощущал, что мои слова омывают ее душу. И вот — она начала оживать, хотя первоначально напоминала куклу. Она больна чем-то вроде стокгольмского синдрома, надеюсь, со временем он рассосется… Я-то не против побыть добрым самаритянином для прекрасной дамы, но хочется, чтобы дама хотя бы иногда самостоятельно принимала решения… Да и насчет ее отношения ко мне… Я за искренность, а не за наведенные посредством шока ложные чувства.
Да, конечно, события в Кустоле, мягко говоря, перепахали психику девушки, но по разговору и моей казни в библиотечном зале я понял, что Орнела — личность рано созревшая, сильная, способная на жесткие и бескомпромиссные поступки. Личность эта погрузилась в нечто вроде летаргии — от перенесенного шока. И дело Тихи — вытащить ее наружу. Или хотя бы не мешать этому процессу. Не подгонять, не усугублять. Ждать. Быть рядом. По крайней мере пока не передам девушку Окрану.