Я оглянулся.
Холмистый горизонт начинали затягивать сумерки. Ночь подбиралась к Корналии, к Сумрачью, к моей жизни. Я вдруг осознал: никакое убежище меня не спасет. Ночью оно придет по мою душу. И, скорее всего, это будет не родственник собачки Баскервилей, а кое-что похуже, хотя куда уж хуже, а?
Оно придет. То самое, что смотрело из бойницы.
Оно…
Это будет бесформенное, безымянное нечто без имени, без названия. То, что гнездится в тайниках души каждого человека и никогда… почти никогда не выплескивается наружу.
Я выдал залп жутчайших ругательств, русских и местных, перемешав их в одном забористом коктейле.
Снова обернулся.
Дорога. Я поднял взгляд выше.
С холмов, клубясь, катилась волна тумана. Серовато-желтая мертвая волна, чуть подкрашенная багровыми лучами заходящего солнца.
Боги, до чего она широка!
Меня сотрясла дрожь.
Как быстро она надвигается… Бурля, клубясь, вздуваясь… С обычным туманом не бывает такого. Да никто и не скажет, что это — обыкновенный туман. Глейв. Порождение Чрева.
Катится… прямой дорогой от Алистена.
Вскоре глейв будет здесь. Окутает холмы, запутается в ложбинах… и принесет запах тлена.
А что придет вместе с ним?
Страх захлестнул меня. Бросив мешок на плечо, я рванул по дороге, превозмогая ноющую боль в икрах.
В затылок подул слабый ветер. Это волна тумана гнала перед собой воздух.
В какой-то момент я свернул с дороги — чутье Джорека отказало, включился не рассуждающий страх Тихи Громова, — и, не разбирая пути, как слепой, понесся сквозь ольшаник, полусогнувшись, грудью ломая ветви. Дыхание рвалось со свистом, ноги едва гнулись, да еще кололо в боку.
Да уж, любого коня можно загнать.
Вверх!
Впереди наметился просвет, я заслышал плеск воды. Не в силах сдержать бег, выскочил на край широкой и глубокой промоины, по дну которой струился ручей.
Я метнулся в отчаянном прыжке, перемахнул промоину, и рухнул в мешанину кустов.
— Умгму-у-у!
Вот такой бычий рев, оказывается, я способен издавать.
Встал и вломился в кустарник — слепо, быком, используя все силы. Пологий подъем… Ветка в глаз!.. Едва не достала!
— Черт! Черт, да пошли вы все, мать вашу! Ой! — Когда бежишь, лучше не трепаться: я прикусил язык.
Дурак. Сбился с дороги. Конечно, это мой, Тихи Громова, страх. Дрянной липкий страх застилает глаза и мысли. Но что теперь горевать? Скачи вперед, зайчик. Скачи, чтобы выжить.
Пологий подъем сменился ровным участком: я взбежал на плоскую верхушку холма. Здесь деревья стояли реже, но все так же закрывали обзор, и я не мог разглядеть, насколько близко вал тумана.
Может, он обтечет холм, не затопит макушку?