В Крещенский сочельник, что 5 января, Таисии не пришлось отдохнуть после обеда. Пришла она в свою келью, упала на колени пред иконою, простерла руки и со слезами взмолилась:
— Матушка, Богородица! Укрепи! Отгони от меня беса-смутителя!..
Луша задержалась где-то и, когда вошла в келью, увидела Таисию распростертой на полу. Подняла, уложила на кровать, вытерла заплаканное лицо, спрыснула святой водицей и все время вопрошала:
— Боярышня, родненькая, что с тобой?!
Таисия, обливаясь горькими слезами, сквозь всхлипывание выговаривала:
— О Господи! Силушки моей нет!.. Все одно и то же... Пирожков с морковью хочется!.. А еще вон из трапезной видела: девки с ребятами с горы на санках катаются... А тут...
От этих слов или еще от чего другого упала Луша на грудь боярышни, и зарыдали вдвоем. Плакали долго. Первой опомнилась Луша. Вытерла слезы свои и боярышни, принялась утешать:
— Нашла о чем плакать! К матушке-настоятельнице схожу, она ведь разрешила. Чего-нибудь вкусненького пришлет тебя побаловать.
— Не смей ходить! Будем как все. Это меня бес смущает!
— Какой бес! Молоденька ты! Они ведь едят...
— Молчи! Слушать не хочу!
— Боярышня, ласточка! Давай завтра после заутрени отпросимся у старицы да пойдем на село. Завтра праздник, любых пирогов отведаете. А захочется прокатиться с ребятишками, с горы скатишься.
Таисия оттянула подол темного, застиранного подрясника:
— В этой-то одежке, да с горы!
И опять в слезы. Луша — за ней. На этот раз первой успокоилась Таисия и удивилась:
— Ты-то чего разливаешься?
— Как же мне не плакать? Я вот тут сижу, в монашки готовлюсь. А ежели б дома была, на Красную горку замуж бы за Ваську вышла б.
Вспомнила Таисия про Красную горку, вспомнила обещания Спиридона, Царство ему Небесное, и залилась слезами пуще прежнего.
Так их, плачущих, и захватил колокол, призывающий к работе.
Умылись, повязали платочки, накинули рясы зимние и побежали. Дорогой Таисия сказала:
— Перед Святой отпущу тебя к твоему Ваське.
Поймала Луша руку боярышни, покрыла поцелуями:
— Боярышня, голубушка! Ко мне на свадьбу пожалуешь?
— Нет, Луша. На свадьбе у тебя не буду. Домой мне никак нельзя! — А про себя подумала: «И чего радуется, глупая? Васька-то заморыш плюгавенький. И под носом постоянно мокро у него».
В игуменской светелке старицы и монашки уже работали. Взглянула старица на Таисию, все, видать, поняла. Покачала головой, но ничего не сказала.
После ужина и всенощной Таисия с Лушей вернулись в келью. Настроение уже было другое, смеялись даже. Луша разобрала постель боярышне, помогла ей раздеться и лечь, а себе постелила на лавке и стала давать отчет. Так уж повелось, что на сон грядущий она рассказывала боярышне все, что от других слышала. Сама Таисия мало с кем общалась, а все ж монастырские новости интересовали ее. На этот раз Луша зашептала таинственно: