— Делать им нечего! Ну, зови. — Агния положила тетрадь в ларец и щелкнула замком.
Вошла стройная женщина в темном одеянии, платок закрывал большую часть ее лица. Она быстрым взглядом обежала светелку, истово перекрестилась на киот, поправила платок, открыв лицо, и, сложив руки, с поклоном подошла под благословение. Бережно приложившись к руке настоятельницы, затараторила:
— Многие лета здравия желаю тебе, матушка Агния, благодетельница наша. Я многогрешная служительница архиерейского подворья Матрена.
— Наслышана про тебя, Матрена. Садись вон и выкладывай, с чем пожаловала.
— Я, матушка, постою, не барыня. А к тебе тихонько, вишь, загородилась, чтоб не узнали. Ненароком услыхала кое-что. Ну и потихоньку к тебе...
— Брось врать, Матрена. Без благословения владыки ты шага не ступишь. Так здоров ли владыка Евлампий? Дай Бог ему многих лет жизни!
— Здоров, здоров, матушка. Твоя правда, прислал меня владыка, запамятовала я, грешница. Тебе здоровья желает и процветания обители. И велел он сказать: у тебя схимница Тавифа затворницей живет. В миру ее звали боярышней Таисией. Так вот, слух был, что сбежала она у тебя. — Матрена нахально посмотрела в лицо настоятельнице, но та только усмехнулась. Она продолжала: — И дошел этот слух до государя нашего Иоанна Васильевича, да продлит Господь его годы! И распорядился государь отозвать из Ливонии, из войска государева боярина Афанасия, родного брата Таисии. Так что он вскорости будет тут. Вот об этом и приказал владыка уведомить тебя.
Агния слушала Матрену со скучающим видом, даже зевнула раза два. Когда та бросила тараторить, спокойно сказала:
— Спаси Господи владыку за доброе отношение ко мне, грешной. Только сомневаюсь я, чтобы государя нашего, занятого заботами о государстве и войне с нечестивыми, интересовали какие-то схимницы. Может, ты путаешь чего, Матрена?
— Вот тебе крест, матушка! Как есть все сказала. А еще страшное болтают. Дозволь на ушко скажу?
Настоятельница выслушала шепот до конца, потом, отшатнувшись, изобразила на лице возмущение:
— Врешь, негодница!
— Истинный Господь, матушка! Вот те крест!
— Людно, не божись, не гневи Господа!
Поболтав еще о том о сем, Матрена ушла, спрятав на груди подарок игуменьи — платок сатиновый в синий горошек.
Как только за ней захлопнулась дверь, Агния неузнаваемо изменилась, бросилась к киоту, упала на колени и громко взмолилась Господу, обливаясь слезами. Затем, кряхтя, поднялась, вытерла ширинкой лицо и повелела вызвать келарею, мать Ираиду. Они долго шептались, потом вместе молились. Мать настоятельница тут же приказала запрячь тележку и укатила во Владимир.