Возвратилась она на второй день к вечеру. Встречали ее сестры во Христе и Ираида. Под руки повели в светелку, раздели, руки-ноги помыли, помассировали, в постель уложили. Пока сестры приносили, уносили то одно, то другое, Агния поведала, что владыка владимирский жив-здоров. Просил у нее совета: посылать ли молоденького попа в церковь Святого Гавриила. Посоветовала послать постарше, постепеннее. Больно тут монашек молодых много да белиц, как бы греха не вышло, искушение велико.
Ираида, в свою очередь, рассказала, что ячмень на косогоре убрали вокруг, по семи четвертей вышло. Акулина-белица опять провинилась — до полночи на селе задержалась. Келарея предложила:
— Может, выгнать ее, негодницу?
Матушка Агния не согласилась:
— Гнать нельзя. Куда денется? Ни кола ни двора, ни родственников. Непотребной девкой станет. О Господи, прости наши прегрешения. Наказала ее?
— А как же! Два часа молится после дневной работы.
— Мало, Ираидушка, ой как мало. Нужно бы в подвал ден на пять, на одну воду, вот дурь и сошла бы.
— Матушка, работы много. Зимой припомним...
Настоящий разговор начался, когда сестры ушли. Ираида села поближе к кровати, наклонилась к настоятельнице голова к голове.
— Как же там, матушка?
Агния про свои растрясенные чресла забыла, на локти поднялась, горячо зашептала:
— Пришла это я к отцу Тихону, бухнулась ему в ноги и во всем покаялась. Он сделал вид, что ничего не знал, не догадывался. Такой гордый! Принялся меня бранить, даже ногами топал. Кричит: «Все жадность твоя несусветная! Боялась, что государь вклад отберет!» А я в слезах твержу: «Бес попутал!» А он: «В подвал тебя за такие дела надо!» Я молю: «Спаси, отец родной! Не допусти до гибели!» А он еще пуще гневается...
Ираида прервала настоятельницу:
— Чего ж он злобствовал? Ежели начнут всех трясти, ему не меньше нашего достанется! Память ему отшибло; что ль?
— Все он помнит. Надоело мне его слушать, встала я с пола да и напомнила ему, как он пять годов назад мне грехи отпускал. А потом от меня двух поросят да три воза хлеба принял. Сразу успокоился, за стол посадил, квасом угостил. Начал про брата Таисии выспрашивать. Я все, что знала, выложила. Он заметно повеселел, когда узнал, что Афанаска государевой опалы опасался за царевича Дмитрия. Мне настоечки принес. Начал про Таиску расспрашивать. Я от него ничего не утаила, только о государевом грехе умолчала, язык не повернулся. Да, видать, он сам догадался. А потом, как сказала, что тот сотник стрелецкий будто бы Кудеяром стал, он опять на меня зашумел, начал мою безмозглость поносить. Сказал, что про Кудеяра ничего не слышал. А в конце беседы такой совет дал: встретить Афоньку, ублажать всячески, а потом схимницу показать. Тем временем его, Тихона, вызвать. Ежели начнет Афоня сомневаться, он сам с ним побеседует и все обойдется.