.
Рассудительная и осторожная, Екатерина менее всего способна была увлекаться химерическими идеями; в ней было слишком много того «здравого смысла», который она так высоко ценила и рекомендовала против всяких увлечений. А между тем императрицу-философа один из современников прямо укорял в безбожии и лицемерном ханжестве. ««Elle n’a aucune reli gion, mais elle contrefait la devote», – говорил про нее полупрезрительно, полунасмешливо Фридрих Прусский. <…> На самом же деле ни энциклопедист Дидро, ни ярый материалист Гельвеций, сочинение которого «De l’esprit» Екатерина сделала своей настольной книгой, не могли вытравить в ней религиозного чувства. «J’aime à dire avec Racine», – обратилась она однажды к своему домашнему секретарю Храповицкому:
Celui, qui met un frein à la fureur des flots
Sait aussi des medians arreter des complots.
Soumis avec respect à la volonte sainte
Je crains Dieu, cher Abner, et n’ai point d’autre crainte
[32].
Последний стих, по словам Храповицкого, императрица любила повторять. Очевидно, религиозное чувство всегда жило в ней, и в нем она находила опору против всякой «crainte».
Вопрос в том, насколько это чувство захватывало глубины ее душевной жизни; много ли места в жизни отводила она религии. В этом отношении очень характерны следующие два выражения царственной писательницы. В письме к Вольтеру от 11 августа 1765 г. она замечает: «Моим девизом – пчела, которая, перелетая с одного растения на другое, собирает мед для своего улья, и при том надпись: полезное»[33]. Вот ключ к определению истинных отношений Екатерины к Вольтеру и др. и в то же время средство для определения основного тона ее душевной жизни. Тут виден строго утилитарный ум, который все направляет к определенной практической цели; виден человек, который не позволит, чтобы какое-либо чувство, хотя бы религиозное, всецело завладело им. Всему должно быть свое время и свое место, и религия остается лишь одной из тех сторон человеческой жизни, которые заслуживают «уважения». Так смотрела Екатерина на религию. В одной из заметок, в которых императрица любила выражать рождавшиеся в ее голове мысли, она, еще будучи великой княгиней, говорит, между прочим: «Не делать ничего без правил и разума: не руководить себя предрассудками; уважать веру, но никак не давать ей влияния на государственные дела; изгонять из совета все, что отзывается фанатизмом, и извлекать наибольшую по возможности пользу из каждого положения для блага общественного»[34]. Характерно это выражение – «уважать веру», равно и вся заметка, являющаяся как бы схематической программой всей политической деятельности будущей императрицы. В этом выражении невольно сказалась вся религиозная психика Екатерины. Это – не индифферентизм, для которого «вера всякая чиста и хороша»: не холодное равнодушие рационалистической натуры; тут виден лишь человек, который рассматривает религию только как одну из ценностей и потому пользуется ею наряду с другими для благоустроения жизни. Религия – дело хорошее, но она является только одною из потребностей человеческого духа, а поэтому должна занимать в жизни человека лишь один определенный уголок, а не заполнять всего поля его деятельности.