— Так почему не рассказал? — задала закономерный вопрос я.
Феникс пожал плечами и глянул виновато.
— Не придал этому значения. Думал, что смогу от всего оградить. — И горестно вздохнул: — Дурак…
Да, и вправду дурак. Но он хотя бы признал свою ошибку. Это уже хорошо. И вселяет надежду на то, что блондин исправится.
— Давай договоримся, что ты не будешь больше от нас ничего скрывать? Все же мы в одной упряжке сейчас. И рисковать понапрасну не стоит.
— Хорошо, я постараюсь, — честно пообещал Фауст.
А мне подумалось, раз у нас с ним сейчас нарисовался такой откровенный разговор, почему бы сразу все не выяснить. Все же эти наши постоянные перепалки не идут на пользу общему делу. И пора бы уже разобраться, что между нами происходит и что он от меня скрывает.
— Кстати, к вопросу о тайнах, — уверенно начала я, а Фауст поднял на меня заинтересованный взгляд. — О чем вы все-таки говорили с отцом? Перед нашим отъездом.
— Это не важно… — попытался уйти от ответа феникс. Но я не собиралась давать ему спуска. Сколько уже можно откладывать, право слово?
— Важно! Потому как ты после этого разговора стал словно замороженным! А нам со Стасей нужен адекватный попутчик и защитник, а не ледышка, которая время от времени вдруг взрывается! — честно высказала свое мнение.
Блондин слегка смутился. Губы поджал и брови светлые нахмурил. Думал. А может, пытался облечь в слова собственные мысли. Но судя по тому, сколько он молчал, сделать это у него никак не получалось.
— Ну неужели так трудно ответить? — устало спросила я. Блин, я ведь и вправду устала от этого недопонимания. — Знаешь, как мне это все надоело…
— Что надоело? — сделал вид, что не понимает, о чем речь, феникс.
— То, что тебя бросает из крайности в крайность!
— Я не специально… — попробовал оправдаться Фауст, все еще не ответив на поставленный вопрос.
— Так о чем вы говорили? — напомнила ему.
— О тебе… — наконец соизволил ответить блондин.
Вот только такой ответ меня совершенно не устраивал.
— Это я уже поняла. О чем конкретно?
— О моем отношении к тебе.
Во-от. Это уже хоть что-то. Только почему из него все словно клещами вытягивать приходится? Стоило мне об этом подумать, как феникс глубоко вдохнул и сам продолжил:
— Видишь ли, отец оказался крайне прозорливым. И хоть я и старался скрыть свои чувства, он каким-то образом догадался, что я к тебе неравнодушен.
Ну вот, признался. Я так долго этого ждала, но… легче от этого признания почему-то не стало. Чувствовала, что между нами что-то стоит. Могучее, непроницаемое… Непреодолимая преграда, воздвигнутая отнюдь не нами. И вместо того чтобы порадоваться, что мои чувства не безответны, я лишь приуныла. Горько сделалось, и опять в горле встал ком, который я еле-еле сглотнула.