– Кэролайн, Кэролайн… – Эдриан удрученно покачал головой.
– Перестань, Эдри. Мне сорок четыре. Думаешь, у меня получится?
– Судя по твоим анализам, вероятность очень велика.
– У нас ушло тринадцать месяцев, чтобы зачать Бью. А мне было тогда только тридцать восемь.
– Брось, Кэролайн, при чем тут это? Какая разница?
Кэролайн со вздохом прислонила ко лбу край своей рюмки с бренди.
– Ты прав. – Кэролайн медленно подняла голову. – Прав.
– Хочешь еще ребенка – скажи об этом по крайней мере своему мужчине.
– Так ведь в этом все дело! Кажется, я больше не хочу рожать. Как подумаю, что в пятьдесят буду торчать у детской площадки и все будут принимать меня за бабушку… Не желаю кормить по ночам, покупать новую коляску, петь колыбельные и все такое прочее. Просто мне хочется… Сама не знаю чего. Ребенка, но при этом ничего не менять. Понимаешь? Чтобы его появление всех осчастливило, а все остальное осталось по-прежнему.
– Если хочешь знать мое мнение, не похоже, чтобы ты все хорошо обдумала.
– Я и не обдумывала. Я подчиняюсь животному инстинкту. Стоит включить мозги, и все разваливается, возникает неаппетитная каша, голова пухнет и вот-вот лопнет. Ты через это проходил, Эдриан. И собирался снова пройти через это с Майей. Как ты себя уговорил?
– На что я себя уговорил?
– На то, чтобы заварить всю эту кашу.
Эти резкие слова повисли между ними, как застывший в воздухе град.
– Я никогда не считал это кашей. Дети – не каша.
– Я не об этом. Вот, например, я была у мамы одна, мы жили с ней вдвоем, и я наблюдала за другими людьми: двое родителей, двое детей, такой аккуратный квадратик. Я до сих пор инстинктивно вижу семью именно такой. У меня до сих пор ощущение, что я нарушила какой-то фундаментальный закон природы, создав семью с человеком, у которого семья уже была. Не уверена, что могу снова поступить так же. Вставить новую спицу в колесо. Новую строчку в таблицу. Понимаешь? Как у тебя это выходит, Эдриан? Как ты умудряешься считать, что все нормально?
Эдриан смотрел на нее во все глаза. Ему никогда не приходило в голову, что что-то надо считать нормальным, а что-то нет. Он никогда не думал, что необходимо как-то оправдывать для себя принятые решения. Жизнь, как река, сама приносила его к этим женщинам. Судьба дарила ему этих детей. У всего происходившего было название – любовь. Ты просыпаешься, ешь, работаешь, любишь, спишь. Если вдруг оказывается, что ты любишь не того человека, то приходится вносить поправку, полюбив другого. Он не чувствовал вины, которую чувствовал бы католик. Бывшие жены его не возненавидели. Все дети его любят. Из-за чего, спрашивается, убиваться?