Но я промолчал. Савельеву реально нужно было попасть в свое прошлое. Тот редкий случай, когда нет у человека другого выбора. Семья была для него всем. И когда человек теряет всё, он просто перестает быть человеком. Остается только биологическая машина, оболочка без души. В случае с Японцем – машина убийства, которую однажды может переклинить, и черт его знает, чем оно закончится. Или сам себе живот вспорет по самурайскому обычаю, или с катушек съедет напрочь и начнет резать всех подряд. С ним уже было такое однажды, еле оклемался. И не факт, что оно не повторится снова.
– Ну что ж, попробуем обойти наши грабли, – сказал профессор. Видно было, что говорить ему с каждой минутой становится все тяжелее. – Давайте быстрее, а то боюсь не успею. Тащите меня вон к тому пульту.
Мы подвели Кречетова к огромной приборной панели и усадили в операторское кресло.
– Так. Теперь вон в тех шкафах врубайте красные рубильники.
Мы сделали всё, как сказал профессор. Немедленно вокруг нас в приборах, агрегатах и цистернах загудело-завыло-защелкало. Лаборатория начала оживать, и ей в этом активно помогал Кречетов. Профессор щелкал тумблерами, нажимал какие-то кнопки. Его глаза горели лихорадочным огнем, а на пол из повязки, насквозь пропитанной бурой кровью, мерно капали тяжелые рубиновые капли…
Но Кречетов не замечал этого. Не до мелочей ему было. Человек уходил – и уходил достойно. Как викинги считали за честь умереть с мечом в руке, так, наверно, настоящий ученый мечтает умереть вот так, за работой. И сейчас, похоже, мечта Кречетова сбывалась – если, конечно, у него была такая мечта…
Неподалеку от приборной панели, за которой сидел Кречетов, стояло огромное сооружение высотой с двухэтажный дом, гудевшее громче других. На него и указал Виктору ученый:
– Туда иди. Как передняя стена хронотелепорта станет зыбкой, просто шагни в нее.
– А дату ты помнишь, в которую меня надо отправить? – подозрительно спросил Японец.
– Помню, – кивнул ученый. – Лучше, чем кто-либо другой. И да. Прости за ту мою ошибку – если сможешь конечно.
– Прощу, если смогу исправить, – мрачно сказал Виктор. И пошел к огромному агрегату, который с каждой секундой гудел все сильнее. В какой-то момент мне показалась, что его плоская лицевая сторона дрогнула – и поплыла, став похожей на поверхность озера, потревоженную легким порывом ветра.
– Пора, – выдохнул Кречетов, нажимая на большую красную кнопку.
Хронотелепорт взвыл, словно стая ктулху, почуявшая добычу – того и гляди взорвется. Но Савельев лишь обернулся, кивнул мне – бывай, мол, сталкер, авось еще свидимся.