Больше никаких признаний (Розетт) - страница 43

Несколько человек неподалеку поворачиваются, подняв брови, чтобы узнать, кто осмелился бросить вызов прекрасной художнице из Лиги Плюща, которая так очевидно успешна.

— Ты новости смотришь? — скептически спрашивает Рейчел таким тоном, будто обращается к ученице младших классов. — Ты хоть понимаешь, какая ситуация в Ираке?

Джейми опускает голову и смотрит в пол — он ничего не может поделать, и он это понимает. Он отпускает меня и делает шаг назад, скрестив руки.

— Ситуация в Ираке — это не искусство. А то, что ты крутишь на своих мониторах — эти взрывы — это не развлечение.

— Это называется первоисточник… — начинает Рейчел.

Слушать противно ее академический жаргон.

— В этих взрывах погибали люди! — поворачивается еще больше голов. — И кто, ты думаешь…

— Юная леди, — перебивает профессор, подходя ко мне и сжимая мое плечо, словно по-настоящему хочет, чтобы я ее поняла, словно это крайне важно. — У искусства нет ограничений. Искусство существует, чтобы разбираться во всем — абсолютно во всем. Такова его функция в культуре. Без него мы все были бы потеряны.

Я обвожу взглядом выставку картин Рейчел. Всего их пять, огромных и абстрактных. Они производят впечатление непоправимого ущерба памятникам культуры, сооружениям, человеческой плоти. На мой взгляд, они поверхностные и подчеркивающие самомнение автора. Эти картины совсем не об Ираке, не о погибших людях, не о скорби по потерянной культуре и утраченных реликвиях из «Колыбели Цивилизации».

Эти картины о ней, они призваны показать, какая она глубокая, компетентная, сострадательная, утонченная и способная воспринимать мир за пределами того, чем она восхищается в зеркале каждый чертов день своей жизни.

Короче говоря, дерьмо какое-то.

Я была права насчет нее — я была права с первого взгляда на нее. Она фальшивка.

Сыр кислотного цвета, крекеры и вино выплескиваются у меня изо рта и плюхаются на пол у ног Рейчел.

* * *

Я лежу на диване в гостиной с закрытыми глазами, поэтому мне не приодится смотреть на новогоднюю гирлянду, мерцающую на нашей елке — она болезненно яркая и выглядит, как сотни огней, потому что отражается в наших старомодных стеклянных орнаментах. Такое чувство, что я в лодке посреди океана во время жуткого шторма, хотя я, судя по всему, виновата в этом больше, чем новогодняя елка. В голове все пульсирует. А может, это в ушах — не могу точно сказать.

Мои глаза все еще закрыты, но я знаю, что Джейми стоит надо мной, не желая снять куртку или сесть. Он злится молча — Джейми-стайл.

Он увел меня с выставки, уложил на заднее сиденье своей машины, пристегнул двумя ремнями, а потом мчался, как бешеный — не похоже, что он не подвергает меня опасности. Лежа там и стараясь, чтобы меня не вырвало в его безупречной машине, я поняла, что ему не следовало садиться за руль. Мы ехали слишком быстро, и несколько раз нам громко сигналили. Но я не стала бороться с ремнями, садиться и говорить ему, чтобы ехал помедленнее.