Я смотрю на свой лист бумаги, и слова начинают расплываться. Зачем я это делаю? Мои боль и скорбь реальны, но они — лишь крошечная часть войны. Человек, сидящий напротив меня, был там, он был в грузовике, который взорвался, и видел своими глазами такое, о чем никогда не сможет говорить. И я явилась требовать ответов о видео, которое он выложил в интернете?
Какого черта я о себе возомнила?
Я смотрю в его большие карие глаза такие серьезные и дружелюбные.
— Я прошу прощения, надеюсь, я не потратила ничье время, но я не собираюсь задавать эти вопросы. Вы… Вы не заслужили, чтобы вас допрашивали.
Гейб смотрит на Вики и на доктора, а потом переводит взгляд на меня.
Ну, это хороший поступок и все такое, но у меня есть объяснение для того, что я сделал, и я как бы хочу рассказать, если вы не возражаете.
— Вы не должны ничего…
Мама перебивает:
— Роуз, пусть Габриэль скажет то, что он хочет сказать.
Гейб бросает взгляд на доктора Корнинг, которая смотрит на меня.
Я киваю.
— Да. Извините.
Гейб ерзает на стуле, на котором едва помещается, пытаясь устроиться поудобнее.
— Я тогда был как бы не в своем уме, но не знал об этом. Я снимал на видео все — я вроде как помешался, так они это называли. Когда я приехал домой, мне снились эти видео, играли у меня в голове каждую чертову ночь… извините… и мне нужно было их остановить. Я выложил их в интернете, потому что подумал, что это может помочь, ну, знаете, отправить их во внешний мир и все такое.
Он наклоняется вперед, откидывается назад и снова наклоняется вперед. Я слушаю так внимательно, что почти не дышу.
— Я хочу сказать вам и вашей маме, что я совсем не подумал о вас и теперь жалею об этом. Очень-очень жалею. Не знаю, как эти люди из телевизора узнали о видео, и не знаю, где они нашли мое имя, но я, блин, уверен… извините… что я им его не отправлял. В любом случае надеюсь, что вы сможете меня простить, и что, когда я отсюда выйду, я отплачу и вам, и мисс Вики.
Мы с мамой слишком ошеломлены, чтобы отвечать. К счастью, Вики перехватывает инициативу:
— Конечно, мы прощаем тебя, милый, и ты не должен делать ни единой вещи, чтобы нам отплатить — только приходи в себя и выбирайся из этого места. Без обид, доктор Корнинг.
— Я тоже хочу именно этого, — кивает доктор.
— В те дни я грустил, или злился, или что-то среднее. Не знаю, зачем я разгромил бар и подрался с теми ребятами. Мой док по мозгам говорит, что иногда я принимаю плохие решения, потому что чувствую, что всегда должен грустить или злиться, и все из-за этого.
— Я знаю это чувство, — говорю я. — Это отстойно.