. Император делает комплименты царю Ивану Васильевичу, сравнивая его в одном и том же предложении и с Александром Македонским, и с Константином Великим
[653], и тотчас же произносит пророчество о будущем земли русской: «Да еще в вашей земли будет трясение великое, потому что многие власти, а несогласны. А смятение в вашей земли лет з десять, мало болши или менши десяти, а земля ваша распространитца велми и царь многими царьствы обладает»
[654].
Со следующим посольством император Максимилиан отправляет московскому царю «римский скипетр, непобедимую державу, диадему и порфиру»[655]. А в завершение истории император вместе с королем Кипра наносят поражение султану и освобождают несколько городов, которые, однако, согласно пророческим словам Максимилиана, в будущем должны перейти в руки московского царя[656].
Сочинитель этой фантастической повести был неожиданно хорошо знаком с посольскими обычаями своего времени, принятой титулатурой европейских правителей, формой и стилем соответствующей деловой документации, и поэтому специалисты давно уже исходят из того, что автор служил в Посольском приказе[657].
Отголоски подлинных обстоятельств посольства в Регенсбург можно уловить не только в точном воспроизведении имени главы «делегации» или в превращении тяжелой болезни исторического Максимилиана в преклонный возраст его литературного отражения, но, например, и в диалоге между Сугорским и императором. Кесарь настороженно спрашивает князя Захария о действиях царя в Ливонии. Ответ же выдержан совершенно в духе официальной позиции московского двора: царь наказывает там своих неверных подданных. Это объяснение, похоже, удовлетворяет литературного Максимилиана, поскольку более он к теме Ливонии уже не возвращается – вполне в стиле настоящего Максимилиана П.
Общая оценка мифологизированной фигуры императора оказывается весьма позитивной: его отношение к Московской державе дружественно; он наделен пророческими способностями, что сближает его с ветхозаветными царями. Свой дар провидца Максимилиан использует для того, чтобы предсказать трудное, но, в конечном счете, славное будущее Московской державе. Он одаряет московского государя дополнительной легитимацией, пересылая ему инсигнии римских императоров. Тем самым он, похоже, признает (вполне в духе «Сказания о князьях Владимирских») происхождение московской княжеской династии от цезаря Августа. Кстати, такая генеалогическая преемственность в тексте «Повести…» упоминается недвусмысленно[658]. Царские дары литературного Максимилиана могут быть поставлены в связь с действительным предложением исторического Максимилиана II, сделанным Ивану IV в 1575 г., после будущей общей победы над османами признать за московским правителем титул «императора Востока».