Медиевист A.C. Вязигин был убежден: «Чтобы справиться с выдвигаемыми жизнью жгучими и острыми вопросами, надо прежде всего знать. Ни одна наука не имеет в этом отношении такого значения, как история, дающая нам опыт длинной вереницы поколений. Наблюдаемое здесь пестрое разнообразие учреждений и характеров, сталкивающихся идей, страстей, руководящих побуждений и сложных отношений помогает лучше и сознательнее разобраться в настоящем, избегать множества уже сделанных ошибок и неудачных попыток. Но чтобы быть благотворным, знание должно быть сознательным и точным. Отсюда вытекает насущная необходимость обращения к первоисточникам, к человеческим документам. Они переносят нас в давно исчезнувшую среду, они позволяют постичь ее особенности, выработать собственное о ней суждение, они развивают такое драгоценное и необходимое качество, как самостоятельность. Обогатив себя знанием, приучившись вдумчиво и самостоятельно относиться к прошлому человек спасает свою духовную свободу от тяжелых оков партийности ‹…›. Такова назревшая, сознанная русским обществом потребность переживаемого нами момента»[680]. Личность, образование и общество – эти три компонента представлялись историкам в начале XX в. неразделимыми, поскольку в итоге речь шла о возможных путях развития российского государства. От уровня образования населения, его содержания зависело, по их мнению, будущее страны[681].
Наконец, не стоит забывать и о том, что российская бюрократия начала XX в. имела высокий образовательный ценз. Многие из представителей государственного и местного аппарата окончили университеты, так что их информированность о событиях и тенденциях мировой истории была значительной. К февралю 1917 г. 91,2 % петроградской бюрократической элиты имели высшее образование. Выпускниками университетов были 38,8 % назначенных членов Государственного совета, такой же процент университетского образования имели министры, товарищи министров и директора департаментов. А вот сенаторов с университетскими корнями было 59 %. Треть придворных служащих также имели за плечами опыт университетской жизни[682]. При этом следует отметить, что у большинства этих людей было высшее юридическое образование, т. е. они принадлежали к многочисленному слою гуманитариев, со всеми достоинствами и недостатками, свойственными их мировосприятию и самосознанию.
Важным, на наш взгляд, представляется и то обстоятельство, что большинство специалистов по зарубежной истории имели возможность непосредственно знакомиться с социальным, экономическим и политическим строем зарубежных стран во время зарубежных командировок. Это был опыт, который помогал и более четко определять свои политические приоритеты и расставаться с некоторыми иллюзиями. Так, И. В. Лучицкий во время командировок 1870-х годов знакомится во Франции не только со многими замечательными историками, но и с участниками Парижской коммуны (Корьез, Ланжеле), сторонником которой он являлся в то время, общается с Луи Бланом и Гамбеттой, посещает заседания Национального собрания и военные суды, в которых судили коммунаров