Понимая, что больше не выдержит бешеного темпа сценической круговерти, Эдит решила прервать изнуряющую гонку за славой. До 25 октября она больше не выйдет на сцену. Два с половиной месяца без публики, без общения со зрителем, столь необходимого для ее существования или, скорее, для выживания. Такого с ней давно не случалось. В течение всего этого периода певица отдыхала, в частности гостила в Ришебурге у Луи Баррье. В Париже она порхает, встречается с друзьями, посещает модных кутюрье, репетирует с Робером Шовини. И, как обычно, ищет новые песни, новые таланты.
Складывается впечатление, что долгое пребывание в Америке расширило музыкальные горизонты певицы. В течение многих месяцев, проведенных в США, Пиаф не только познакомилась с американской музыкой, но и постаралась проникнуть в ее суть. Так, на Бродвее она наслаждалась мюзиклами, слушала джаз и блюз в небольших клубах, восхищалась великими американскими певцами, среди которых была и незабвенная Билли Холлидей, с ней не раз еще будут сравнивать саму Пиаф. Обогатила духовный мир певицы и яркая культура Латинской Америки. В Мексике Эдит открыла для себя оркестр марьячи[126], а из Аргентины привезла милый вальс, написанный перуанцем Анхелом Кабралом, чьи мелодии просто очаровали француженку.
Как это случилось с «Padam, padam» Норбера Гланзберга, Пиаф услышала в «латинском» вальсе «королевскую» музыку, к которой следовало подобрать достойные слова. Каждого, кто приходил к певице домой осенью 1957 года, она заставляла слушать волшебный вальс и просила написать подходящие стихи. Но никто не решался взяться за работу. Однажды в гости к Эдит пришел Мишель Ривгош (псевдоним Мариано Руиза), автор-исполнитель, чья песня «Mea culpa» («Моя вина») получила гран-при Довиля в 1954 году. Чрезвычайно застенчивый молодой человек явился к звезде, чтобы представить свой перевод знаменитой американской песни «Allentown Jail» («Тюрьма Аллентауна»), которая во французском варианте стала называться «Les Prisons du Roy» («Королевские тюрьмы»). Когда молодой поэт уже вознамерился распрощаться с хозяйкой, Пиаф задержала его на пороге: «Я тут привезла из Южной Америки одну мелодию. Не хотите послушать? Может быть, вам удастся написать слова?» Бормоча что-то невнятное, Ривгош удалился, держа под мышкой партитуру. Вместо «до свидания» на прощание Пиаф бросила: «Можете звонить мне в любой час дня и ночи».
Вернувшись домой, автор взялся за технически нелегкое дело: прежде всего нужно было сочинить слова, которые подчеркивали бы чередование сильных и слабых долей вальса. Плюс к этому он должен был придумать историю, достойную великой Пиаф.