Sur les boulevards dans les faubourgs
On les voit traîner par centaines
Leurs guêtres sales et leurs amours…
C’est nous les mômes, les mômes de la cloche
Clochards qui s’en vont sans un rond en poche
C’est nous les paumées, les purées d’paumées
Qui sommes aimées un soir n’importe où…
На бульварах в пригородах
Их можно увидеть сотнями,
Они бредут в грязных гетрах, со своими страстями…
Это мы, девчонки, нищие девчонки,
Бродяжки без гроша в кармане,
Отбросы общества, жалкие отбросы,
Вечерами с нами занимаются любовью где угодно…
Как тут не вспомнить социальную среду, из которой вышли Эдит и Момон, представительницы люмпен-пролетариата, не имеющего ничего общего с настоящим рабочим классом! «Пиаф принадлежала миру нищих, – с полным правом скажет в дальнейшем Рене Рузо, автор “La goualante du pauvre Jean”. – Она не знала, что такое пролетариат. Она уважала его, но в то же время боялась». Эта принадлежность к миру маргиналов, граничащему с миром преступным, объясняет полное равнодушие Пиаф к любым социальным движениям, которые уже в следующем году поспособствуют приходу к власти партии Народного фронта. Безразличная к сражениям пролетариата, чьи надежды на лучшую долю зачатую связывались с желанием достичь среднего уровня жизни мелкой буржуазии, Эдит совершенно не стремилась подняться по социальной лестнице. Как и бóльшая часть ей подобных, уличная певица была уверена, что обречена на веки вечные оставаться в «своем болоте» или же вырываться наверх лишь благодаря неким исключительным личным качествам. Ситуация, сравнимая с той, в которой оказался небольшой процент чернокожих американцев, сумевших выбраться из нищеты, занимаясь музыкой или спортом. Именно она объясняет отношение Пиаф к деньгам. Уже став звездой, Эдит будет получать огромные гонорары, но никогда не воспользуется этими средствами, чтобы приобрести недвижимость или предметы роскоши. Менталитет парвеню будет ей чужд. Вместо того чтобы копить богатство, она предпочтет прожигать жизнь, не экономя ни денег, ни собственных сил.
Во время прослушивания, организованного для Эдит, Лепле еще раз убедился, что наткнулся на незаурядный талант. Ее голос не только пробирал до костей, выворачивал слушателей наизнанку, но казался голосом дикого животного. Внешне Эдит также разительно отличалась от «гламурных» певиц, выступавших в дорогих кабаре на Елисейских полях. Следовательно, владелец «Жерни’c», если он, конечно, хотел добиться успеха, должен был подобрать для своей протеже особую публику, должен был создать образ не столько чувственный, сколько чарующий. Но сначала он обязан был выбрать для Эдит псевдоним, который бы как никакой другой соответствовал ее внешности. Увидев молодую женщину впервые, Лепле сразу же подумал о хрупкой птичке, вынужденной петь ради пропитания. О маленьком парижском воробье. Жаль, что этот псевдоним уже использовала малышка Муано