И жалованье он всегда назначал по справедливости и платил исправно, и молодежь талантливую примечал и поощрял всячески. Приваловским мастерам не на что было жаловаться. Но уважали и любили они своего хозяина не только – и даже не столько за то, что «ни копеечки не зажилит» и «коли беда какая, всегда поможет». Аркадий Владимирович был для своих «художников» непререкаемым авторитетом как мастер, не просто досконально, до малейших тонкостей знающий общее дело, но и «придумщик» на голову выше каждого из них. При этом – всегда открытый, всегда готовый выслушать любое предложение, любую идею – принятые поправки к эскизам, тем более отдельные «придумки» отмечались отдельными премиями, и немалыми.
В Петербурге, конечно, после его отъезда все стало не так «по-домашнему». Оставленных «на хозяйстве» управляющих иногда заносило: то собственный карман чересчур широко распахнут, то подчиненных не по делу строжить примутся. Но Аркадий Владимирович наезжал в столицу регулярно, так что совсем распоясаться управляющие не успевали. Да и побаивались: знали, что за «обиду» мастеров «сам», если узнает, тут же уволит. Поэтому и в Петербурге девятьсот пятый год приваловскую компанию почти не затронул. Ну, разбили пьяные демонстранты витрину в одном из магазинов, так рабочие из занимавшей соседний дом мастерской тут же остановили «бесчинство», разбитое стекло тут же заделали досками и дежурили по очереди, пока витрину не починили.
Но вот уже и революция эта непонятная вроде завершилась, а все как-то неспокойно. Дарованные Высочайшим соизволением «свободы» не удовлетворили бунтовщиков, а словно бы только раззадорили. Или мало им показалось, или уж разбойничать так понравилось? Бомбисты какие-то в стране развелись, то губернатора взорвут, то полицмейстера застрелят. Молодежь совсем распоясалась, вместо того чтоб делом заниматься, буйствуют, ровно как бандиты какие. Однако разбойниками себя почему-то не считают – мы, мол, за свободу. Ну какая свобода, скажите на милость? Хочу и убью? Ведь каждую неделю в газетах чуть не десяток сообщений про очередные «акты». При императорской семье вошел в немереную силу невесть откуда появившийся бородатый «юродивый» Гришка, которого государыня числила «божьим человеком» и «Другом». Тьфу, мерзость!
Словно бы привычный уклад заскрипел, зашатался, все закачалось, стронулось с положенных мест, вот-вот – и рассыпаться начнет, сдвинется, покатится во все стороны, никого не пощадит. Даже царский трон – основа основ российской государственности – перестал выглядеть незыблемым оплотом.