Страх липкой змеёй пополз по моей спине…
Вокруг девушки стояла рама.
И одежда на ней была моя.
Матерь божья, меня что, летучие мыши покусали?!..
Естественно, я нагло вру — всё началось намного раньше. Я перестала есть. Просто в какой-то момент поняла, что подобной потребности мой организм не испытывает. Пришлось заставлять себя, затем приучать к приёму пищи хотя бы два раза в день, а затем — ставить себе будильник-напоминалку, чтобы не забывать вовремя пополнить свой бак. Потом я поняла, что не пью жидкости. Вообще. С этой бедой я тоже справилась посредством стикеров — записочек с напоминанием, функции "задача’ на моём телефоне и! — бутылки воды, всегда стоящей на моём рабочем месте.
Не сказать, чтобы вся эта ситуация меня не озадачивала… я просто была напугана до смерти!
Но пока мои ноги держали меня, а тело не подавало признаков приближающейся кончины, я решила сохранять остатки оптимизма и рассчитывала списать всё на осеннюю депрессию. Вот только лучше мне не становилось — напротив, чем больше я тянула с профессиональным лечением, тем больше прогрессировала моя странная болезнь. Апатия и тоска стали постоянными спутниками моей жизни; за две недели я успела рассориться со всеми своими подругами и даже отпугнуть от себя двух потенциальных ухажёров. Мне было плохо. Физически и духовно. В тот день, когда я вернулась домой после "узнавания’ своего отражения в зеркале, я несколько часов провела в постели с кружкой горячего чая и даже не заметила, как полный стакан стал абсолютно холодным. Меня морозило. Я ощутила сильную потребность выйти туда, где так же сыро и слякотно, как на моей душе. Я выползла на улицу. Я даже не заметила, что сделала это босиком, оставив тёплые ботинки на пороге. Я шла туда, куда звала меня моя тоска, я ощущала странную сосредоточенность на цели. Я даже не удивилась, когда обнаружила себя на пожарной лестнице одного из домов. Я вполне осознавала себя, когда подлезала к окну одной из квартир, понятия не имея, как я вообще держусь на кирпичной стене. Я заглянула внутрь квартиры и увидела старика, сидящего в кресле-качалке. Он смотрел в стену немигающим взглядом и был полон той же печали, что и я. Я разделяла его грусть, я хотела ему помочь, я чувствовала, что смогу освободить его от этой муки. Я ощутила, как по моим щекам катятся слёзы; впервые за все эти дни я начинала чувствовать себя свободной от этого горя; я всхлипнула, глядя на то, как старик водит по стене невидящим взглядом и хочет уйти, освободиться от этих оков… и я закричала! Закричала так, как кричат матери, когда рожают своё дитя! Закричала так, как кричат самки, защищая своих детёнышей от хищников. Закричала так, что во всём районе затрещали стёкла. Когда воздух в лёгких закончился, я ощутила, что больше не хочу плакать. Я почувствовала внутри себя лёгкость. Я сделала своё дело.